Юле 35 лет. Последние полтора года она не принимает наркотики, а до этого употребляла 12 лет. Тогда у Юли было несколько попыток суицида и жизнь в притоне. Теперь у Юли работа, собака и много друзей. Интернет-журнал о Минске CityDog.by сделал крутой материал о Живой Книге.
– Все думают, что наркотики – это прихоть, и никто не рассматривает наркоманию как болезнь. Да, возможно, это болезнь, вытекающая из прихоти, но почему-то же человек попробовал. Есть те, кто попробовал и отказался, потому что их устраивает собственная жизнь. Остальные же не хотят принимать себя. Им сложно, и рядом нет людей, которые поддержат. Все совсем наоборот: для общества наркоман – это конченый человек, который сам выбрал и не может отказаться.
НЕ МОЖЕШЬ БОЛЬШЕ КОЛОТЬСЯ, НО И НЕ КОЛОТЬСЯ НЕ МОЖЕШЬ
Я попробовала героин в 16 лет. Мы вмазались в квартире со знакомой девочкой, которая была старше меня и уже тогда сидела на наркотиках, а мне просто было интересно. Следующие 6 лет я не торчала, а в 22 начала употреблять постоянно.
Тогда я съехалась с парнем, который употреблял, и мне просто хотелось оставаться интересной для него, поэтому мы вместе кололись амфетамином. Вообще, я почти все наркотики принимала внутривенно. Конечно, могла и покурить, но не скажу, что это прямо мое. Мое – это пустить по вене.
С тем парнем мы прожили вместе 12 лет, и казалось, что все замечательно. У нас была машина, я ходила на работу. Все, кто меня видели, очень удивлялись, что я торчу, потому что тогда наркотики слабо отражались на моей внешности. Все деньги мы тратили на дозы, а при необходимости его мама заправляла нам машину.
Ощущение, что у тебя все хорошо, складывалось еще и потому, что мне было все равно. У меня не было потребности торчать. Да и заматывает это не так. Ломки начинаются, когда ты в системе, а я не была в системе. Я была на этапе «захочу – брошу», но назавтра ты вмазываешься снова. Наркотик есть, и ты его употребляешь, не замечая, как теряешь все вокруг.
Например, людей. На моих глазах умерло 16 человек. У многих из них была неплохая жизнь и семья, а свою маму я хоронила под кайфом. Мне было все равно. Когда ты в употреблении, ты не здесь и не ощущаешь потери. Ну, нет ее – и ладно. Это теперь я все понимаю и скучаю.
Я сама несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством, потому что не видела другого выхода. Ты как бы не можешь больше колоться, но и не колоться не можешь. Все твое окружение – это такие же, как и ты, наркоманы, а в придачу ко всему у тебя ни документов, ни жилья, ни родственников и ни единой мысли, как из всего этого выбираться. Казалось, что единственный выход – убить себя, но что-то пошло не так. Сидя дома, я закинулась колесами, но парень вернулся раньше и вызвал скорую, которая успела меня откачать.
Я ВСЕГДА БЫЛА КРУТОЙ И НЕЗАВИСИМОЙ. А ЧТО СЕЙЧАС?
После этого начался следующий этап моей жизни. Парень был другой, жильем был притон, а я делала вещи, на которые в адекватном состоянии не согласилась бы. Например, жить с парнем, который тебя пытает и издевается над тобой. Или унижаться перед людьми, у которых есть наркотик, умоляя их дать его тебе.
Это был самый жесткий этап, потому что мы сидели на солях (спайс). От них же нет физической ломки, но что-то происходит в мозгу. У тебя постоянно жуткая паранойя, ты деградируешь как личность и все время ловишь какие-то глюки. Ты закрываешься от всех, избегаешь оставшихся родственников и постоянно употребляешь. Хочется получить тот первый кайф, но его нет. Ты знаешь, что после инъекции будет только жесть, но отказаться уже невозможно.
«Нет, я не буду», – так нельзя.
Даже после того, как в твой притон залетают здоровые мужики в перчатках и с пистолетами. Даже после того, как ты замечаешь, как изменились люди. Ты знала одного человека, а сейчас он готов тебя предать, обмануть ради наркотиков. Все равно остановиться ты не можешь и продолжаешь употреблять, потому что выхода нет.
Идти к родственникам? Но я всегда была для них крутой и независимой. И что сейчас? Прийти и сказать, что я наркоманка? Нет. Стыдно.
РЕБЯТАМ БЫЛО ВСЕ РАВНО, ТОРЧУ Я ИЛИ НЕТ
Но у людей, употребляющих наркотики, очень большой круг общения с такими же, как они. Так появился выход. Точнее, организация «Позитивное движение», куда многие приходят за чистыми шприцами. Не только за шприцами, конечно. Здесь еще можно пройти тест на ВИЧ, получить мотивпакет, социальное сопровождение и много чего еще. А прикольно же, когда бесплатно, да? Вот и я пошла. Мне дали мотивпакет – шампунь, зубная паста, витамины, гематоген – и сказали приходить еще: «Смотри, у нас тут чай, печеньки, телевизор. Приходи, если хочешь».
Здесь меня не осуждали. Ребятам было все равно, пришла я вмазанная или нет, торчу я сейчас или нет. Они просто принимали меня такой, какая я есть, и ничего не требовали взамен. Конечно же, я стала ходить туда чаще, параллельно меньше появляясь там, где активно употребляли. Я нашла себе новых ребят – общество анонимных наркоманов.
Наркоманы – они ведь другие. Они видят мир по-другому. Они особенные. Они крутые. В обществе анонимных наркоманов я встретила этих крутых ребят, которые не употребляли. Вот эти люди, с которыми комфортно, но они чистые. Я захотела быть такой же.
Встречи были пару раз в неделю, и я, конечно, нет-нет да и вмазывалась между ними. Правда, тогда я уже понимала, чего хочу от этой жизни. Точнее, чего не хочу.
От того же «Позитивного движения» мне предложили реабилитацию в «Истоке», где за 28 дней тебе помогают разобраться в себе и вообще происходят очень крутые психологические штуки. Я провела там три месяца. После первого этапа мне предложили пройти второй, а третий я попросила сама.
«Мне все понятно, но хотелось бы еще разобраться с тем, кто я и что я», – сказала я, и меня оставили еще на 28 дней. Я же понимала, что не такая. Мне не хотелось вести себя так, как я вела себя последние 15 лет: психовать, обижаться на кого-то. Вот третий месяц был для меня про это.
Процесс социального сопровождения продолжался, и после выписки из «Истока» мне дали временное жилье – нашелся человек, который согласился приютить меня на время. Дальше я начала искать работу, но далеко ходить не пришлось – в «Позитивном движении» была вакансия, на которую я подошла. Теперь я уже год стараюсь доказать государству и остальным, что такие программы важны. Что нужно тратить деньги не на брошюры, а на реальные полезные вещи.
«Глобальный фонд», который финансирует «Позитивное движение», уходит из Беларуси, и не совсем понятно, что будет с нашей работой дальше. Какую бы статистику ни выкатывали, нужно понимать, что в Беларуси у очень многих людей ВИЧ и им нужна помощь. Тут надо понимать, что, если человеку надо вмазаться, ему все равно, чем это делать. Чистым шприцем или шприцем человека, у которого ВИЧ. Поэтому, когда кто-то говорит мне, что ни за что в жизни не вмажется чужим шприцем, я не очень в это верю. Я верю в то, что он не побежит в аптеку, если ему надо уколоться. Он просто возьмет первый попавшийся шприц, и у нас будет еще плюс один ВИЧ-инфицированный.
В общем, мне кажется, что лучше дать человеку презерватив или чистый шприц, чем отправлять потом на антиретровирусную терапию. Последняя ведь произойдет только в том случае, если наркоман дойдет до врача-инфекциониста, а мало какой наркоман пойдет к врачу. Тем более, все мы знаем, как врачи относятся к наркоманам.
Но не только ведь врачи. Для общества наркоман – это конченый человек, который сам выбрал и не может отказаться. Ему не протягивают руку, его осуждают, и никто не думает, почему так произошло.
Я, например, сейчас понимаю, что не хотела переживать какую-то боль. У меня была замечательная мама, но отношений матери и дочери у нас не было. Принимая наркотики, мне было проще показать, что я независимая и мне плевать на всех. Вмазалась – и вообще пофиг на этот мир. Не надо переживать боль или какие-то чувства. Так что наркотики не про кайф. Просто так проще. Но это мало кто понимает.
Меня поняли, и сейчас я сама себя обеспечиваю, у меня прекрасная работа и куча друзей. Крестная подарила мне собаку, а в обществе анонимных наркоманов брелок «Год без наркотиков». Скоро мне дадут брелок «1,5 года», а я понимаю, что не хочу туда, где была раньше. Я знаю, откуда зависимость может выстрелить и вернуться, но тогда выход только один – суицид. Поэтому я не позволяю ей выстрелить. Если мне хреново, я иду к таким же, как я, и говорю: «Ребята, мне хреново». Но в этот момент я не наркотиков хочу – я не хочу быть в таком состоянии. От него спасает звонок другу.
И вообще, никто не говорил, что будет легко. Говорили, будет по-всякому и надо терпеть.
Материал подготовлен CityDog.by совместно с проектом Живая Библиотека, который позволяет побольше узнать о жизни других людей, чем-то да отличающихся от нас.
