Он наверняка оказался бы за могильной оградой, если бы не желание жить. «Не излечиться, не перестать колоться – а именно жить», – подчеркивает Дмитрий Сулим в беседе с «Беларусским журналом».
Мы сидим за столиком в McDonald’s. Лето, каникулы в самом разгаре. Вокруг – толпы мальчишек и девчонок. Дмитрий был таким же, как и те, за соседнем столиком, потягивающие колу через трубочку и макающие картошку в сырный соус. Только вот его детские «развлечения» в конце концов оказались за гранью закона и привели его к самому краю пропасти. Если можно назвать «развлечением» то, что он делал с собой.
Слушаю монолог Дмитрия и повторяю про себя: «Пока ты жив, возможно все». Вся 32-летняя история этого парня с Заводского района доказывает, что человек может вытащить себя из любого болота, и это кажется таким же фантастическим, как рассказ про Мюнхгаузена, вытащившего себя из трясины за косу. Только Дмитрий – реальный, живой, и мысли его и слова – живые, путанные, с неизбежным налетом бравады, как часто бывает с теми, кто перешел черту, но сумел выжить. И все-таки живые. Послушайте сами.
О детстве и о том, с чего все начиналось
Семья, проблема в семье. Есть много мифов о зависимости. Часто говорят, что у наркоманов особые генетические сбои. На самом деле все идет из детства. От воспитания, от социальных норм.
Воспитание ребенка – это не просто накормить и купить игрушку. Это очень серьезный и сложный процесс, который требует от родителей внимания, любви, заботы. Нужно развиваться самим и развивать своих детей.
От хорошей жизни себе в вену ничего не загоняют. От хорошей жизни ничего не станешь употреблять. Я вспоминаю свое детство, и в нем мне было непереносимо обидно и отвратительно, я злился и чувствовал несправедливость. Поэтому, попробовав наркотики, я понял, что это мое спасение. Спасение от мира вокруг.
Понимаешь, родителям очень важно сделать так, чтобы их ребенок не испытывал подобных чувств. Не хотел «спасаться». Внутренне собранный ребенок, удовлетворенный, не имеющий внутри боли, не будет употреблять наркотики.
Да, у всех людей есть травмы, есть сложные моменты, которые влияют на их дальнейшую жизнь. Но некоторые оказываются сильнее, способны прожить и пережить боль, находят способ выговориться, получают поддержку близких, родителей.
У меня так не получилось. Я замкнулся, я полтора года не разговаривал с родителями. Меня водили к психологам, но стало только хуже. И я стал употреблять наркотики. Так боль нашла выход.
Сейчас шансов на помощь больше. Хотя у нас в школе социальный педагог, завуч – это все еще люди советской закалки. Бесполезные люди, которые не могут помочь ребенку. Хорошо, конечно, что люди стали интересоваться, кто такие психологи и психотерапевты. Сейчас появилась мода на походы к психотерапевтам. Все больше людей открыто об этом говорят.
А раньше попробуй скажи, что ты ходишь к психологу! Зачморили бы и загнобили. Когда мама меня в конце 1990-х стала водить к нему, я ее ненавидел за это. Потому что боялся, что кто-то узнает. Надо мной бы все смеялись в школе, во дворе.
Я не люблю публично говорить о прошлом. Выходит, словно я красуюсь. Хотя, конечно, людям гораздо интересней, как я сидел в тюрьме или употреблял наркотики, чем то, как я сегодня работаю в реабилитационном центре.
Я употреблял наркотики. В 18 лет уже отсидел за распространение метадона. Второй раз сидел в колонии строгого режима за кражи и грабежи. Такой была моя жизнь: употреблял наркотики, сидел в тюрьме, выходил, опять употреблял, опять сидел.
Дмитрий Сулим в колонии. До начала реабилитации он побывал в заключении четыре раза.
Перестал употреблять я в 2011 году, когда попал на реабилитацию. Я сам был одним из первых клиентов центра. Конечно, я не пришел туда добровольно. На этом настояла мама. К тому времени у меня в жизни уже было все: четыре судимости, четыре передозировки. Меня искали все – врачи, милиция. Мама буквально угрозами меня отправила в центр.
С этого момента в моей жизни начались изменения. У меня было огромное желание жить. Быть трезвым и выздоравливать? Нет, такого желания не было. Но желание жить было огромное.
Как можно показать, что терапия работает? Только личным примером. Никакими словами, никакими обещаниями – только личным примером.
Я изучаю семейный психоанализ, скоро буду семейным психотерапевтом, начинаю еще одну специализацию по интеграции гештальт-подходов в лечении зависимых. Работаю специалистом-консультантом по химическим зависимостям в Минском областном клиническом центре для алко- и наркозависимых.
Много езжу по колониям, делаю презентации, рассказываю о своей жизни: как было, как стало. Не важно, что употреблял и сидел в тюрьме, – все можно изменить. Об этом и говорю. Очень много там обреченности и неверия в себя. И с этим надо бороться.
Сейчас я веду два сложных психотерапевтических процесса, веду программу по знакомству клиентов с «12 шагами», веду амбулаторную программу для людей, которые не уверены, есть ли у них зависимость.
Дмитрий Сулим ведет группы для людей с зависимостями.
О клиентах и реабилитации
Наши клиенты – не только алкоголики, проститутки, уголовники, но и юристы, менеджеры, врачи. Наркомания проникает во все слои общества. Лежат все.
У нас всегда работы хватает. Количество ЛТП в стране растет, так что делайте выводы сами.
У нас в стране нет закона о реабилитации. В стране, где много наркоманов, алкоголиков и других зависимых, нет закона о реабилитации. И официально я работаю в наркологическом отделении. Хотя на самом деле это не совсем так.
У нас нет закрытых палат, нет смирительных рубашек, мы не лечим зависимости медикаментозно. Да и не лечится они медикаментами. Мы знаем, что наркомания – это социальное заболевание. Потому лечим душу, а не тело. Тело само через две недели ломки восстанавливается.
Мы не берем в отделение людей «на отмене». К нам приходят клиенты, которые уже прошли эту стадию. Тех, кто уже готов работать над собой.
Курс реабилитации – 29 дней. Все это время клиенты проводят в отделении, которое представляет собой скорей уютный центр с аквариумами, черепахами, в атмосфере уюта и тепла, без больничного аромата. У нас-то и врачей нет, кроме заведующей отделением.
Общение с животными – часть программы по реабилитации людей с зависимостями.
Очень важна доверительная обстановка, в которой можно работать. Если ее нет, а вместо этого есть проверки, отбои, постоянный контроль, это не способствует лечению зависимости. Аппендицита – да, но не зависимости.
Тем не менее у нас есть определенный режим дня. Есть время для отдыха, сна, для посещений и время для постоянной работы над собой. Да, есть нормы, но мы стараемся, чтобы их было как можно меньше. Большинство наших клиентов – это люди, которые, как правило, уже были в тюрьме. И если начинает пахнуть какими-то указаниями или приказами, они сразу убегают, закрываются, и до них достучаться просто не возможно. По себе знаю.
Стабильно в центре лежат 30 человек.
Утро начинается с подъема, зарядки, потом – лекция, телесноориентированная терапия, работа в психодинамической группе, после обеда небольшой отдых и работа в структурированной группе. Этот процесс взращивания уровня осознанности веду я. Потом клиенты изучают программу «12 шагов». У наших клиентов весь день расписан, они бегут с одного процесса на другой. На бегу только меняют книжки и тетрадки.
У нас есть и мультисемейные группы, на которые приходят и родители. Им объясняют, что появление зависимого в семье меняет ее структуру, приводит к дисбалансу. Очень часто члены семьи не готовы признавать проблему, отрицают ее, говорят, о том, что пьет (колется) «он», а у «нас» все хорошо. А это не так.
О тех, кому удается
У них вся жизнь, вся жизнь заново, понимаешь? Они выходят, а потом звонят, спрашивают обо всем, как маленькие дети.
Они знакомятся между собой, появляются парни и девушки. Все заново. Все трагично. Ко всему относятся болезненно, на все реагируют слишком эмоционально, как подростки. А мир – взрослый. И не всегда справедливый, и не всегда добрый и открытый.
И все это пугает. И толкает обратно к употреблению. И многие возвращаются к своим зависимостям. Но многие остаются трезвыми, создают свои семьи, работают.
Никогда не знаешь, кто справится. Бывает, человек все делает, все идеально – а выходит за порог центра, и на третий день срывается. А есть такие, кто сидит с пустыми глазами, ничего, кажется, у них не выйдет – а через полтора года приезжают на встречу и говорят, что все это время трезвые.
И как? Как? Не знаю ответа. Группу свою открыл в городе. Как?
И я радуюсь тому, что могу отдать. И что получаю. Я наблюдаю за тем, как к нам приходят люди, от которых уже пахнет землей, и как они светлеют, оживают на глазах. Отходят. Устраиваются на работу люди, которые всю жизнь сидели в тюрьмах и никогда не имели трудовой. Не верится просто.
Сотрудники Минского областного клинического центра для алко- и наркозависимых.
Бывших не бывает
Не забывай, я наркоман. И бывших здесь не бывает. Наркомания – это смертельное неизлечимое и прогрессивное заболевание. Легко сорваться в любой момент. У меня безумные мозги, которые могут завести меня в любую сторону.
Как держаться? Да никак! Жить одним днем. Сегодня вот на интервью сижу, а завтра? Завтра будет видно.
Я проделал колоссальную работу над собой, над своей жизнью. Просто огромную работу. И все для того, чтобы научиться заново разговаривать, что-то уметь делать. Когда ушли наркотики из моей жизни, я знал три слова: «гы», «мы» и «внатуре». И больше я не знал, что говорить людям.
Сегодня все изменилось. Я веду терапевтические группы, учусь на семейного психотерапевта, встречаюсь с разными людьми.
О жизни на цыпочках и о том, чтобы дышать полной грудью
Моя семья – это мама, сестра, племянник. У меня самого нет семьи. Представляю ли я себя семейным человеком? Все возможно. Вся моя история говорит, что в жизни возможно все.
Зависимый не идет по жизни на цыпочках, но есть вещи, которые ему приходится соблюдать всю свою жизнь. Например, быть подальше от употребления.
В начале пути мы всегда даем клиентам рекомендации не заводить семьи в ближайшие год-два. Вот через три-четыре-пять, когда поменяются мозги, когда шкура будет потолще, тогда идите и женитесь. Сразу мы их немножко оберегаем, оттаскиваем от жизни, от ответственности. Нагрузи его всем этим в первый год трезвости – пойдет употреблять.
Сказали на реабилитации поменять сим-карту – поменяй. Зачем тебе это? Будешь сидеть дома, один звонок – и ты готов. Если говорим, не иди к тем людям, не иди туда, где ты кололся, что тебе там делать? Не отвечай: ну так, посидеть, потереть. Не иди. Не бери с собой много денег. Не заводи отношений, пока не будешь готов. Ходи в группу. И ты не вернешься к употреблению.
О вине и прощении
Я давно простил всех. Прощение – один из обязательных шагов в терапии. Я должен был простить, чтобы жить и быть тем, кем я есть сейчас. Чтобы чувствовать себя свободно и хорошо. Всех и все простил.
Приезжаю на дачу к маме, говорю: «Я – тварь. Творил фигню. Скажи, где копать?» Шучу, конечно. Но понимаю, что мама со мной настрадалась. Два раза в тюрьме был, она меня столько поддерживала. Теперь моя очередь. Не из чувства вины, а потому что я хочу делать хорошее – для себя, для людей, для мамы. Это в разном проявляется: от того, чтобы уступить место в автобусе, до моей работы.
Если кто-то решит осуждать то, как я жил, я отвечу, что это мое личное дело. Я никому ничего не должен, не обязан оправдываться ни перед кем. Это моя жизнь.
Об этом я говорю другим на группах поддержки. Никто не должен отчитываться, объяснять, почему так жил. Это мои желания. И тогда, и сейчас. Это моя жизнь, которую я использую по своему усмотрению.
О запретах
Как думаешь, если люди перестанут покупать помидоры, они будут лежать в магазинах? Нет, они будут гнить. То же самое и с наркотиками.
Сейчас у меня нет необходимости употреблять. У эмоционально зрелого и здорового человека не будет такого желания. Да, наркотики будут в клубах, их будут предлагать, возможно, вашим детям, они будут доступны всегда, как их ни запрещай. Их перестанут продавать тогда, когда перестанут покупать.
Нет смысла сажать наркоманов в тюрьму, их надо лечить. Потому что пока есть спрос, будет и предложение. И никакие запреты не помогут. Наоборот, только все усугубят. Хоть на площади начните всех расстреливать.
Но я и не за легализацию наркотиков, не думай.
К чему привело ужесточение наказание за употребление? К появлению дизайнерских наркотиков. Пожалуйста, получите легально, хотя бы на короткое время не запрещенное.
О друзьях
У меня не осталось друзей из прежней жизни. Они все давно умерли. Наркоманы столько не живут, сколько я. Это очень много. Кто повесился, кто умер от передозировки.
В сообществе анонимных наркоманов я нашел все, что нужно зависимому человеку: мы ходим к друг другу на дни рождения, я был два раза свидетелем на свадьбах у зависимых, я крестил ребенка, чей отец, как и я, зависимый. Я нашел в этом кругу все, что нужно для жизни. Даже первая любовь со мной случилась там.
Только они понимали, как мне больно. Только они – и больше никто. Ни мама, ни врач, ни милиционер, никто. Только они – такие же люди, как я.
О высших силах и валянии дурака
Есть какие-то силы, которые заставляют нас влюбляться и расходиться, воевать и мириться, дышать и умирать. Возможно, это мы сами. Или какая-то высшая энергия, которая всем движет.
Я много читаю. Очень люблю Воннегута, который говорил, что мы пришли в этот мир, чтобы валять дурака, и нельзя позволять другим убедить нас в обратном.
Об оптимизме
Я – оптимист. Все будет хорошо и даже замечательно. Надо просто жить, просто дальше валять дурака. Какой еще смысл жизни нужен? Я кололся, сидел в тюрьме, воровал, грабил – сейчас помогаю людям, учусь, развиваюсь, много читаю, расту духовно как личность.
Может сложится впечатление, что я тут такой – «самый умный». На самом деле – нет. Таких, как я, кто смог, выбрался, много. Поверь, это правда.
Текст: Янина Мельникова
Фото: Сергей Балай и из архива героя
