Разбираем, как гендерные квоты сработали в скандинавских странах, в Руанде и в Афганистане, а также вспоминаем скандал с квотами в Беларуси.
Помните, несколько лет назад Министерство здравоохранения Беларуси наделало шума указом, вводившим гендерные квоты в медицинской субординатуре? Указ ограничивал количество мест для «студентов женского пола» на некоторых специальностях. Например, в Гомельском медицинском университете на анестезиологию и реаниматологию для девушек выделили 5 мест из 45, а на хирургию — 13 мест из 70. Это решение вызвало критику и обвинения в дискриминации. И одновременно возобновило споры о гендерных квотах — насколько они нужны? Попробуем разобраться.
Что такое гендерные квоты?
Гендерные квоты (ГК) — это инструмент, направленный, как правило, на увеличение представленности женщин в тех сферах, где гендерный дисбаланс очевиден. Чаще всего речь идет о руководящих должностях в крупных компаниях, государственных органах, политических объединениях. К гендерным квотам здесь прибегают для поддержания женщин, которые сталкиваются с исторически и социально обусловленными барьерами на пути карьерного роста.
Идея проста: законодательно или добровольно резервировать определенное количество мест для представител_ьниц недостаточно представленного пола, чтобы устранить структурное неравенство. У этого подхода есть множество сторонни_ц (что подтверждает наличие гендерных квот в разных сферах многих государств) и противни_ц, которые считают их дискриминацией*.
Нужно отметить, что гендерные квоты — только один из инструментов. Существуют и другие методы гендерной гармонизации. Например, гендерное бюджетирование, гендерный анализ законодательства, программы повышения осведомленности и гендерного просвещения, менторство и поддержка карьерного роста женщин, гибкие условия труда. Это важно понимать, потому что часто под гендерным балансом подразумеваются именно квоты — но не только они способны эффективно работать.
Указ Минздрава, очевидно, преследовал другие цели. Он не был направлен на выравнивание положения женщин и мужчин. Напротив, он уменьшил шансы студенток медицинских вузов освоить некоторые престижные специальности. Так, может быть, указом хотели защитить мужчин? Но в хирургии и реаниматологии их и так большинство, а стереотип «женщина не может быть хирургом» живуч не только в беларусских медицинских кругах. Дискриминация, получается.
Какими бывают гендерные квоты?
Вводятся государством для политических партий, компаний или организаций. Например, партия должна иметь определенный процент женщин среди кандидатов на выборах. Для Беларуси это неактуально, но, например, в европейских государствах, таких как Бельгия, Италия, Германия, Австрия, Португалия, Греция и Нидерланды, введены подобные квоты.
Компании или организации сами берут на себя обязательства достигать определенного уровня гендерного разнообразия. И сами же могут отказаться от этих обязательств, как сейчас делают McDonald’s, Meta, Walmart, Boeing, Ford и другие американские корпорации.
Распространяются на выборы, например, обязывая партии включать женщин в списки кандидатов. Так, в Аргентине законодательно закреплено, что женщины должны составлять 30% в избирательных списках политических партий.
Как выглядят гендерные квоты в разных странах?
Гендерные квоты — это распространенная мировая практика. Она активно работает в скандинавских странах: Норвегии, Швеции, Дании. Там гендерное равенство в политике и бизнесе стало не только нормой, но и культурной ценностью.
Норвегия одной из первых внедрила жесткие гендерные квоты. С 2003 года здесь действует закон, обязывающий крупные компании включать в советы директоров минимум 40% женщин. Нарушение этого требования грозит ликвидацией компании, что мотивирует бизнес соблюдать баланс. В Швеции система квот активно используется в политике: большинство партий добровольно придерживаются принципа «зебры», чередуя мужчин и женщин в партийных списках, благодаря чему женщины занимают около 47% мест в парламенте. В Дании действует более мягкий вариант квот: компании поощряются к увеличению числа женщин в руководстве, но строгих санкций за несоблюдение требований нет.
Во Франции закон требует, чтобы минимум 40% мест в корпоративных советах занимали женщины.
Один из наиболее впечатляющих примеров успешного внедрения гендерных квот — Руанда. После геноцида 1994 года страна предприняла значительные шаги для восстановления общества, включая введение гендерных квот, которые обеспечивали минимум 30% мест для женщин в парламенте. Эти меры привели к историческому результату: в 2008 году Руанда стала первой страной в мире, где женщины составили большинство в парламенте — 56%. Сейчас этот показатель превышает 60%, что делает Руанду мировым лидером по доле женщин в законодательной власти.
Не менее примечателен опыт Аргентины. В 1991 году она стала первой страной, внедрившей гендерные квоты на национальном уровне. Согласно принятому закону, женщины должны были составлять не менее 30% в избирательных списках политических партий. Результаты не заставили себя ждать: женское представительство в парламенте значительно возросло, а сама инициатива вдохновила другие страны Латинской Америки последовать примеру Аргентины.
В Албании, Ирландии, Казахстане и Кыргызстане установлены квоты не менее 30% для женщин в избирательных списках. В Греции, Португалии и Сан-Марино эта квота составляет не менее одной трети (33%).
В США после второй победы Дональда Трампа на президентских выборах многие компании стали сворачивать меры и программы DEI (diversity, equity and inclusion — многообразие, равенство и инклюзивность), в том числе отказываться от практики квот. На федеральном уровне в Штатах отсутствуют законы, устанавливающие обязательные гендерные квоты в политике или бизнесе. Однако на уровне отдельных штатов инициативы по повышению гендерного разнообразия ранее предпринимались. Например, в 2018 году Калифорния приняла закон, требующий от публичных компаний включать в советы директоров определенное количество женщин. Но в 2022 году этот закон был признан неконституционным — это привело к его отмене.
А как дела в Беларуси?
В Беларуси гендерные квоты не практикуются. Бывшая министерка труда и социальной защиты Марианна Щёткина заявляла, что введение гендерных квот в Беларуси нецелесообразно, поскольку страна уже имеет высокие показатели гендерного равенства. В свежем отчете для ООН Министерство иностранных дел Беларуси сообщило, что страна занимает «устойчивую высокую позицию» в Индексе гендерного разрыва* и, например, доля женщин в парламенте в 2023 году составила 36%. По мировым меркам это хороший показатель. На ключевых постах или в частном бизнесе женщин значительно меньше. Сложившаяся система подразумевает, что женщине зачастую приходится преодолевать больше барьеров, чтобы достичь высоких должностей, и гендерные квоты могли бы стать инструментом для ускорения этого процесса.
Однако пока квоты в контексте Беларуси фигурируют лишь в таких случаях, как указ Минздрава, с которого мы начали эту статью. Начальница управления кадровой политики Минздрава Ольга Колюпанова тогда прокомментировала, что «хорошие специальности для женщин» — это гинекология и акушерство, а «хирургические специальности — удел мужчин. Анестезиология и реанимация — в том числе». Чиновница подчеркнула, что Министерство здравоохранения «имеет право распределить места в субординатуру так, как считает нужным» и в своей деятельности ориентируется на СНГ, а не на страны Европы.
В чем плюсы гендерных квот и есть ли минусы?
Часто встречается мнение, будто гендерные квоты — это дискриминационный инструмент, создающий искусственное равенство. Тут важно подчеркнуть, что ключевое слово здесь — «равенство», а гендерные квоты существуют как раз для устранения дискриминации. Для объективности взглянем на обе стороны медали.
Позитивный (но временный) опыт Афганистана
Введение гендерных квот в демократических европейских государствах — скорее, закономерный процесс. Но еще интереснее наблюдать, как такой инструмент гендерной политики работает в странах с традиционно патриархальными устоями.
Например, опыт Афганистана в области гендерных квот — сложный и многогранный пример того, как подобные меры сильно влияют на участие женщин в политической жизни. Особенно в условиях традиционного общества и политической нестабильности.
После свержения режима «Талибана»* в 2001 году новое правительство Афганистана при поддержке международного сообщества предприняло шаги по продвижению гендерного равенства. В Конституции 2004 года были закреплены положения, направленные на повышение участия женщин в политике. В частности, предусматривались гендерные квоты для членов верхней палаты парламента.
Благодаря введению квот, к 2021 году женщины занимали около 27% мест в нижней палате парламента Афганистана.
Это действительно успех, потому что квоты обеспечили значительное присутствие женщин в законодательных органах — и запустили процесс инклюзии. Депутатки стали активно поднимать вопросы, связанные с правами женщин, образованием и здравоохранением, что ранее часто игнорировалось.
Но не обошлось без критики: несмотря на формальное присутствие, многие женщины сталкивались с дискриминацией и ограничениями в своей деятельности. Также женщины-политики подвергались угрозам и насилию, что делало их работу опасной и затруднительной.
К сожалению, с возвращением талибов к власти в августе 2021 года положение женщин в Афганистане резко ухудшилось. Были отменены многие достижения предыдущих лет, включая участие женщин в политике. Эксперты ООН заявляли о систематической и институционализированной дискриминации в отношении женщин и девочек, называя происходящее «гендерным апартеидом».
Опыт Афганистана показывает, что гендерные квоты могут быть эффективным инструментом для повышения участия женщин в политике. Но для устойчивого успеха этого недостаточно: необходимы дополнительные меры, направленные на преодоление социальных барьеров, обеспечение безопасности и поддержку прав женщин на всех уровнях общества.
Авторка: Саша Камко
