Героиню этого выпуска подкаста «Іншыя гісторыі» зовут Яна. Она ведет блог в Telegram, где рассказывает о том, как живет, работает в Гданьске, читает книги и лечится от наркозависимости по программе «12 шагов».
Помимо всего прочего, у нее есть опыт бездомности. В разное время Яна жила на улицах трех разных городов: Минска, Санкт-Петербурга и Гданьска.
И в этой истории много боли от отношения родителей в детстве, издевательств, сексуализированного насилия, нежелательной беременности и аборта, опыта употребления психоактивных веществ и жизни с инвалидностью. Пожалуйста, слушайте или читайте осторожно.
Подкаст доступен на следующих платформах: Cast.box, Mave, Apple Podcats, Spotify, Youtube.
Ведущая подкаста – Дарья Гордейчик.
Ниже – расшифровка выпуска.
«Мало кто представлял себя на месте наших героев, и они тоже не думали, что улица станет их домом. Всего в Беларуси около 10 тысяч людей, которые по разным причинам остались без крова».Отрывок из репортажа телеканала СТВ «Бездомные в Минске: что для них счастье и почему они не стремятся изменить жизнь» от 17 декабря 2015 года.
Яна про себя
Мне сложно рассказать про себя, так как я не имею представления о себе: кто я, что я. Как мне объяснил психиатр, причина в пограничном расстройстве личности. А из занятий – я только сейчас начинаю узнавать свои хобби, так как очень много времени ушло на употребление.
И здесь можно сказать: Даша, но в этом подкасте уже была история девушки с опытом употребления психоактивных веществ.
«В определенный момент, как бы это ни звучало, я решил для себя, что это мой путь. Что я попробую это в своей жизни. Я начал с солей. С этих спайсов..."Фрагмент из выпуска подкаста «Іншыя ністрыі» «История Любы, выпускницы философского факультета, имеющей опыт употребления психоактивных веществ».
Помните историю Любы, которая окончила философский факультет и начала потреблять осознанно, потому что хотела получить этот нетипичный опыт? Так что столько людей – сколько и историй. И люди, которые вроде бы имеют одинаковый опыт – например, опыт употребления – могут иметь совершенно разные истории этого самого употребления. Например, у Любы не развилась зависимость. А у Яны – сформировалась. Вернемся к ее истории, скоро она расскажет о ней очень подробно.
Я поняла, что мне нравится читать. Когда сюда (в Варшаву – прим. ред.) ехала в поезде 4 часа, то половину книжки прочитала – про наркоманку, «Мы дети со станции Зоо». Там про 13-летнюю девочку, которая начала употреблять наркотики. Она попробовала, думала, что «не такая». То есть всё по классике.
Яна ведет Telegram-канал о своей жизни, где рассказывает о том, как борется с зависимостью и как вообще живет
Я начала вести блог в Инстаграме и ТикТоке, ещё когда были проблемы со здоровьем и я была на инвалидной коляске. Потом началась война, я решила исчезнуть с инфополя, чтобы не привлекать внимание. Потом нужно было людям о чём-то рассказывать, и я решила всё же признаться, что у меня наркозависимость. Многие отреагировали так злобно. У людей в представлении человек на коляске – добрый и пушистый, не должен даже сигареты покупать. «Как тебе не стыдно, будучи инвалидом, ругаться матом?».
Но многие отреагировали и положительно на мое признание, и я продолжаю про себя говорить. У многих такие же проблемы с психикой, зависимостями, и им мой блог помогает – например, понять, что можно пойти, как я, на программу «Анонимных наркоманов», «12 шагов», и что это действительно работает. Они могут какие-то мысли мои почитать, где-то узнать себя в них.
Как Яна пришла к блогерству? Следует начать с самого начала. С детства
Я родилась в поселке – таком маленьком, что его можно было за час обойти. Мама не планировала беременность – ей было всего 17 лет, но она всё же родила меня. Папа в то время очень много пил, я помню их ссоры с мамой, как он её бил, за волосы тягал, с ножом мог на неё кинуться. Бабушка говорила, что я в 3-4 года уже могла позвонить дедушке, чтобы он пришёл защитить маму. Я ничего не говорила, просто циферки нажимала, и дедушка приходил.
Когда мне было 4-5 лет, мама развелась с папой. Мы переехали к бабушке. Какое-то время все вместе жили, мама как раз доучилась в университете. В то время она познакомилась с мужчиной. Я называю его дядя Дима. Она жила с ним, а я – с бабушкой и дедушкой. Там я чувствовала, что меня любят. Бабушка обо мне заботилась. Я помню до сих пор, как каждое утро мы вместе на кухне сидели, как она мне блинчики готовила, как мы пили чай вместе, разговаривали. И когда я ложилась спать, она меня целовала, укрывала и включала сказки на диске. Сказки были одни и те же, я их знала уже наизусть, но мне всё равно очень нравилось – такой успокаивающий ритуал. Я до сих пор так делаю, только с фильмами и сериалами. Одно и то же смотрю по кругу.
Дедушка немножко агрессивный был, доставалось и бабушке, и мне. Я его боялась, но сейчас мы нормально общаемся. Потом мама меня забрала к себе и тому мужчине. Мы жили в ужасной квартире, там пола практически не было. Помню, как я утром перед школой сидела пила чай, а потом встаю, и в ту же секунду люстра падает на это место. Мне очень повезло.
Дядя Дима ко мне относился очень холодно, как будто бы меня нет. Мама – примерно так же. Потом мы еще раз переехали, уже в хорошую квартиру. По-моему, тогда дядя Дима работал в России на стройках. Поедет на пару месяцев, вернется на две недели – и так по кругу. Мне дали отдельную комнату. Я очень часто в ней сидела. Когда дядя Дима приезжал, я из неё практически не выходила.
Когда Яне было 10-11 лет, они переехали еще раз.
Мама родила моего брата. Меня не замечала и к младшему брату даже не подпускала. Мне часто от неё доставалось. Всегда было страшно, когда она на обед приходила с работы, и ей нужно было наорать на меня, что «крошки на столе, тарелку не помыла». Даже если в квартире чисто было, она всё равно находила за что, могла прошлое вспомнить.
С папой мы не особо общались. Он раз в месяц алименты только привозил, и всё. Надо его было уговаривать, чтобы я к нему пришла.
В 13-14 лет у меня была только одна подружка. Со мной особо никто не дружил, я как-то не умела выстраивать коммуникации. Всегда как прокажённая сидела, и со мной никто не общался, либо вовсе могли издеваться. С первого по четвёртый я училась в классе, где были одни девочки. Там у меня ещё и учительница была странная, тоже надо мной издевалась почему-то, могла потаскать меня за уши, если я что-то не понимала.
Потом я перешла в другой класс, там у меня даже подруга появилась, но так… Мне нравился один мальчик, а она ему записку от моего имени подкинула, и меня потом весь класс за это травил. «Ха-ха, тебе нравится этот мальчик». Потом этот класс расформировали, и я попала в другой. Там надо мной сильнее всего издевались: могли мне спину обхаркать, обоссать рюкзак, девочки могли объявить мне бойкот.
В тот момент у меня была единственная подруга – мы с детства дружили – которая рассказала об этом своей классной руководительнице. Она была учительницей русского языка и литературы, очень строгая, её вся школа боялась. Но в ее классе у неё была дисциплина, и никто ни над кем не издевался. Та пригласила меня в свой класс перевестись.
И про подругу. У нее есть старшая сестра, которая познакомила нас с мужчиной, ему было где-то 23-24. Он покупал пиво, и мы ходили с ним пить где-то лет с 13. Моя подруга больше с одноклассниками гуляла. А мне особо не с кем было, так как она меня не звала никуда, и я ходила с Андреем, слушала его истории за пиво. Он покупал «двушку» Жигулевского, и мы вдвоем ее пили. Бывало так, что я сильно напивалась, приходила домой, но мама мне ни слова не говорила.
Когда я курила, то прятала бычки и сигареты в футляр от очков. Мама во время уборки выкидывала бычки и оставляла мне целые сигареты. И тоже ни слова не говорпила. У нас не принято было что-то обсуждать. Проще закрыть глаза.
Мои одноклассницы руки резали и рассказывали: «мама переживает, плакала». Я тоже хотела, чтобы мама меня заметила и искромсала себе руки. Пришла в майке на кухню, чтобы руки видно было. Мама посмотрела, но ничего не сказала.
Из-за того, что надо мной издевались в школе, я в неё практически не ходила, могла месяц прогуливать. Даже к врачу не ходила за справкой, потому что меня там уже все знали. Смотрела в интернете, как повысить температуру. Перед тем, как зайти в кабинет, нюхала перец, чтобы чихать и сопли были. Ела кофе, чтобы поднималась температура. Она не поднималась, но так как у меня насморк был, врачи сначала верили – пока я часто не начала ходить. Еще помню, что сидела час-два в ледяной ванне, чтобы заболеть и не пойти в школу, или чтобы мама меня заметила.
Помню, как у меня начала сильно болеть рука. Я сказала об этом маме, мы поехали в больницу. Перед тем, как зайти в кабинет на рентген, мама мне сказала: «Если у тебя не будет сломана рука, я тебя прибью, что мы сюда приехали». Заходя в этот кабинет, я молилась, чтобы у меня был перелом. Это была трещина в кости – в принципе, можно наложить гипс. Я и попросила так сделать.
«Я часто уходила из дома»
Просто болталась по посёлку до вечера – пока мама не ляжет спать, я не возвращалась. Иногда я даже ночью не возвращалась. Мама могла пару раз позвонить и сказать идти домой, но я всё равно не шла, и она меня особо не гнала. Я могла до четырёх утра гулять. Потому что дома было ужасно. Особенно когда там был дядя Дима. Мне как будто всем своим видом показывали, что не хотят меня видеть. На мой день рождения мама обычно сидела с подружками, а мне давали кусок торта, и я шла в комнату. Я тогда смотрела аниме, и там был персонаж, очень близкий мне по жизненному опыту, у него тоже с родителями проблемы, он тоже чувствовал себя никому не нужным. Я распечатала его фотографию на принтере, поставила ее напротив и с ним день рождения отмечала.
Мне бывало даже ночью страшно выходить из комнаты в туалет. Я ходила на ведро, потому что если маму разбужу, она меня ударит или накричит. Когда мы ссорились, она могла меня за волосы схватить, таскать, угрожать, что сейчас головой об стенку ударит. У меня какая-то фигня была в голове, что я брала и сама билась об пол, стенку, и кричала ей «так лучше, так лучше!». И тогда она в слезах уходила.
«В 15 лет я закончила школу, и так как хотела сбежать из дома, поступила в колледж в Минске»
Там мне дали общежитие. В этом общежитии ситуация была очень фиговая. Там, в основном, были все из детского дома. Моя соседка по комнате – она была чуть старше меня, ей уже 16 было – с мальчиками гуляла. И она у нас в комнате могла с ними что-то делать: я просыпалась ночью в шоке, не знала, что мне делать, тихо смотрела в потолок и слушала это всё.
Они постоянно ко мне приставали, комплименты делали: «Ты такая красивая, хорошо одеваешься». Но это ложь: я нехорошо одевалась. Я носила огромные штаны и подвязывала их шнурком от кроссовок, потому что штаны были на два размера больше. Носила огромные рубашки и майки.
Там был такой мальчик, Ваня. Он сильно задирал мою одногруппницу. Я как-то за неё заступилась, а он у меня отжал кошелёк, наушники и зарядное. Я помню, что проплакала и легла спать. Одногруппница поехала домой. Ваня пришёл где-то в 2 часа ночи и говорит: «Давай в карты на раздевание. Отыграешь у меня то, что я у тебя забрал». Я отказалась. Он говорит: «Давай тогда ты со мной переспишь, и я отдам все твои вещи». Я говорю: «Нет, я не буду этого делать». И он сделал это силой.
После этого у меня капитально поехала крыша. Я помню, как иду по коридору в душ, стою там где-то час, и у меня сильная дереализация, как будто бы я из своего тела вышла и наблюдаю со стороны. Я по щелчку оказываюсь в своей комнате, потом я уже резко на остановке, чтобы ехать в колледж. Всё пошло пятнами: я то в колледже, то в метро, то в общежитии. Что между этим – не помнила.
Я хотела вернуться домой. Сказала о том, что больше не хочу в общежитии жить. Но я не могла сказать о том, что произошло. Конечно же, на меня накричали, что «раз поступила, так и учись».
«Тогда я просто ушла из общежития – жить на улицу»
Мне там было проще. Потому что этот Ваня говорил всем, что на меня чуть-чуть надави, и я дам. Я сильно испугалась, собрала вещи, которые влезли в рюкзак, и просто пошла жить на улицу.
Однажды когда я спала на лавочке, меня разбудила девушка и говорит: «Не спи на лавочке. Во-первых, замёрзнешь: зима. Во-вторых, тебя обворуют. Иди домой». Я говорю: «У меня нет дома». Она села со мной, закурила сигарету, и оказалась, что она тоже давно на улице. У неё такая ситуация в жизни произошла, что её семья попала в ДТП, и все погибли. Лида с горя начала пить, познакомилась с компанией наркоманов, начала употреблять. Там её обманули с документами и так забрали у нее квартиру. Она не особо расстроилась, пошла дальше употреблять. Торчала на героине, метадоне.
Так, Лида меня привела туда, где они жили, на теплотрассу. Там ещё несколько человек было, и странная обстановка, но я быстро привыкла там жить. Мы сидели в переходе и клянчили деньги. Были люди, которые еду покупали. Лучше так, чем деньгами. Лида собирала деньги на наркотики, а я была рада, что нам еду приносят. Мы готовили на костре. От меня воняло, и от меня могли в метро пересесть – не очень приятно с вонючим человеком сидеть. В колледж я уже практически не приходила – только поесть, там кормили бесплатно. Я ещё как можно больше батона оттуда выносила. Потом меня отчислили.
Были ли у Яны проблемы с минской милицией во время жизни на улице
Нет, потому что а смысл меня трогать? Других трогали, потому что они были пьяные или под веществами. Когда наступала зима и было холодно, я уезжала в Новинки. Там как раз минимально 3 месяца лежишь, и там знали мою ситуацию, со мной сигаретами делились, санитарки за помощь выпускали покурить. Там носят баки пищевые – в них приносят еду и уносят обратно в столовую через улицу – это был единственный вариант выйти там на улицу.
Я обычно лежала в первой палате, около медсестринского поста, и всегда слышала, как документы готовят на выписку. Сразу бежала к тем девочкам, которых выписывали, и они мне отдавали всё: еду с холодильника, сигареты. Людям это было уже неважно, им счастье было за три месяца на улицу выйти.
Новинки были похожи немножко на тюрьму. Нельзя было даже телефонами пользоваться. Был домашний телефон, на который сами родственники или друзья звонили, но это всего два часа в день. Прикинь, какая очередь на эти звонки. Люди с сотого раза дозванивались. Когда у меня друг в психушке лежал, я дозвонилась со 162 раза – в телефоне показывалось, сколько раз я набрала этот номер.
Когда я лежала в Новинках, мне поставили диссоциативное расстройство личности. Так как у меня было насилие, они говорили, что во мне было как будто бы два разных человека. Плюс на тот момент у меня уже стояла эпилепсия.
Вот так я зимовала. Потом я начала находить себе парней, у которых могла пожить. Заводила отношения и жила у этого человека.
Потом, я всё же, кстати, встретила Лиду. Она мне как будто бы маму заменила. Заботилась обо мне, говорила: «никогда не начинай употреблять, это очень плохо, потом не вылезешь с этого». Я никогда не видела, как она колется. Я понимала, что она под наркотиками, но никогда не видела, как она их употребляет. Кажется, если бы она узнала, что я всё же ввязалась в это, она бы сильно расстроилась. Она за меня переживала. Кормила меня, воровала в магазинах, деньги просила и покупала еду на нас двоих. Постоянно защищала, заботилась обо мне.
А потом Лида просто пропала. Когда я вышла из психушки, то нигде ее не нашла
Когда у меня первые проблемы с ногами начались, я легла в больницу. Смотрю, кто-то лежит на другой кровати в этой палате. Лежит, ей памперсы меняют. Она в тот день не разговаривала. На следующий день она что-то санитарке сказала. Я слышу голос знакомый. Подхожу, смотрю, вроде и Лида, вроде и не Лида. Я говорю: «Лида?». Она открывает глаза: «Яна!» Встретились.
Я поговорила с санитаркой. Мне сказали, что она упала с лестницы. Шла, грохнулась, потеряла сознание. У неё был гепатит, начался некроз печени, и она уже гнила изнутри. Сказали, что она у них уже 2 месяца лежит, и ей оставалось от силы 2-3 недели.
Я за ней ухаживала каждый день, даже когда меня выписали, я всё равно к ней приходила, приносила ей яблочные пюре, сок. Она любила это всё, потому что под героином и метадоном есть не можешь, тебя тошнит от всего. Она всегда эти яблочные пюрешки ела или сок – чтобы желудок не беспокоил. Она ела только с моих рук. Я и памперс помогала ей переодевать. Расчесывала её. Купила сухой шампунь, мы её влажными салфетками помыли с санитаркой. Она Лиду особо не любила, а как я начала за ней ухаживать, она со мной сдружилась и прониклась к ней. Я себя виню за то, что у меня не хватило сил прийти в последние дни её жизни. Я как будто бы уже понимала, что всё. Помню, как она тихонько спала, как будто бы уже мёртвая. Я сидела несколько часов на стуле и плакала, понимая, что сейчас человека не станет.
Я тогда жила с парнем, с нами жила его мама, жёсткий алкоголик. У неё был мужчина, они вдвоем пили, ночью спать не давали. Их сын тоже был немножко с приветом: он постоянно смотрел в дверной глазок, боялся, что придёт милиция, что его хотят забрать. На улицу боялся днём выходить, выходил только вечером, и то в капюшоне.
Я от него случайно забеременела, презерватив порвался
Я узнала о беременности. Я тогда принимала препараты, которые сильно мутируют плод, и это давало возможность сделать аборт бесплатно. У меня был уже нормальный срок беременности – где-то месяца три – и мне сделали хирургический аборт. Я помню этот токсикоз, это ужас. У меня не было сил ни на что, я даже в телефоне не сидела, только телевизор смотрела, ничего есть не могла, от всего тошнило. Пока не прорыгаюсь на ночь, не усну. Валерьянкой закидывалась и быстренько спать ложилась. И запах сигарет, боже мой, меня от него так тошнило! А там же эти алкаши на кухне курят, а это рядом с моей комнатой. Я просила своего парня не курить, но он все равно курил. Он еще и не работал, жили за мои деньги. Я работала в «Бургер Кинге». Он меня как-то ударил в живот, когда я была беременная, за то, что громко под домом разговаривала. Слава богу, что получилось сделать аборт. Я была самая счастливая. Мне говорили, что я буду сожалеть, что убила человека. Нет. Я бы ему жизнь испортила. Я думала, если мне не сделают аборт, я покончу жизнь самоубийством. Слава Богу, всё обошлось. Стресса было очень много.
Все это время Яна ни разу не говорит о том, что думали ее родители о ситуации, в которой она оказалась, и пытались ли они помочь. Они не знали всей ситуации, но особо и не интересовались. В определенный момент на помощь девочке снова пришли бабушка и дедушка.
«Я переехала жить в Молодечно»
Переехать мне помогли бабушка с дедушкой. Я там какое-то время жила. У меня появилась девушка. Мы с ней не очень долго провстречались, так как она с Минска. Ей было не очень удобно ездить ко мне и мне к ней, поэтому она нашла другого парня. Мы нормально разошлись и до сих пор хорошо общаемся.
Потом я нашла другого парня. Он оказался лудоман, играл в казино и автоматы. Какое-то время он от меня это скрывал, пока его мама не спалила. У меня прям земля из-под ног ушла, потому что я с этим никогда не сталкивалась, я слышала, что это что-то страшное, что люди не могут остановиться. Он сказал: «Я могу написать заявление в казино, чтобы меня туда больше не пускали». Мы в тот же день пошли, он написал это заявление, и я решила, что всё хорошо.
Он меня познакомил с марихуаной и позже с тяжёлыми наркотиками. То есть первый раз я попробовала мефедрон и сразу же по вене. Мне это не казалось чем-то таким «Ого!», потому что когда скорая помощь приезжала снимать мои приступы, они мне кололи диазепам в вену – тоже наркотический препарат. Я не понимала разницу между нюхать и колоть. Я не помню, что именно мне понравилось в первый раз, но помню, что я думала, что это будет только один раз и больше я не повторю. А когда меня уже начало отпускать, я думаю, что ничего не поняла и нужен ещё разочек, и всё, мне хватит, я пойму. В следующий раз говорю себе: до Нового года можно, а потом уже всё заново начну, больше не буду.
После второго раза я уже ничего не чувствовала от этого мефедрона. Его я уже с другим человеком употребляла. Тогда я не умела колоться сама. Он доставал, и меня ставил. Я прилягу, начинаю тяжело дышать, и ощущение как будто сейчас умрёшь. Мир сыпется. Мне это вроде как нравилось даже: то, что меня не существует, я не в этом мире. Разговаривать не хотелось, ничего. Мне нравилось, что я могла эмоции по отдельности чувствовать: эмпатию, например, я удивилась, что эмпатия может быть такой сильной.
Я употребляла мефедрон, просто чтобы не быть живой, пока меня не познакомили с альфа-ПВП. Мне вводят эту синюю жижу, как «Доместос», и меня бьет как молотком по голове, начинается паранойя и галлюцинации. Трясёт, пот течёт, я забилась в угол, закрыла глаза, уши. Мне сказали, что я часа 3-4 просидела, не двигаясь. Потом я эту Альфу курила. Мне это понравилось, я чувствовала власть над своим разумом. И мне нравилось, что я чувствую себя бодро, собрано. Не было параной от него, только если я несколько дней не спала, то у меня уже галлюцинации начинались, мне казалось, что за мной следят. У меня ещё в квартире глазка не было в двери. Это ад для «солевого», если ты не можешь в подъезд посмотреть.
Потом я поехала к подружке, которая тоже употребляла, в Петербург
В Питере тоже бомжевала, в подъездах спала, воровала еду. Там дешевле было употреблять. Когда у меня крыша ехала от «соли», мне говорили: тебя успокоит «герыч».
«Соли» — общее название всех синтетических психоактивных веществ. Например, мефедрона и α-PVP. А «герыч» — жаргонное название героина.
Мне интересно было попробовать, понять, каково было Лиде. Я попробовала, мне понравилось. Это то, что я искала: тебя вообще выключают с этого мира. Ты не тут и не там. Когда отрубаешься, такие сны снятся, будто находишься между двух миров. В голове ноль мыслей, такое тепло по телу. Только чесаться постоянно хотелось: до крови исчёсывалось всё, так как не чувствуешь тело.
Я думала, что пока меня не ломает – можно. Я не знала, что так быстро начнёт ломать, через пару месяцев. Я ежедневно это употребляла. Тогда я уже опять «снималась» солью, пока героина не было, потому что он дороже стоил. Когда уже плохо совсем становилось, я перелазила. Зарабатывала деньги тем, что раздавала листовки или расклеивала объявления по подъездам. Либо уже совсем по-гнилому поступать – это воровать у людей, из сумок, карманов, портфелей. С квартир что-то выносить: в подъезд заходишь, проверяешь двери, открыто ли. Воровать в магазине, в ломбард сдавать. Либо такая схема была: есть новички в употреблении, то есть у них ещё такой розовый период, и ты им говоришь: «Слушай, есть такая тема бабок поднять – работать кладменом*. У тебя ещё и наркота на руках будет. Отсыпешь себе половину, засыпешь соды, мешаешь это всё, никто не заметит, всё равно будет торкать».
*Кладмен — это человек, который разносит по городу закладки с психоактивными веществами и оставляет их в тайниках: под определенным камнем, в дверном проеме, под подоконником, в парке под деревом. Короче говоря, где случайному человеку найти этот клад без указания места и фотографии практически невозможно.
Прикол в том, что шопы просто так не дают на работу устроиться. Ты должен внести залог. Уговариваешь новеньких в употреблении внести эту сумму. Вы идёте на мастер-клад. Там большое количество наркотиков лежит на ту сумму. И всё – просто исчезаешь. А все шишки, и потраченные деньги – тому человеку.
Было, что я стояла курила траву. Ко мне подошёл полицейский, начал говорить: «Что ты тут куришь? Давай отойдём». За то, что я с ним поделилась, он ничего мне не сделал. Обычно как-то везло, особых проблем не было, либо просто быстрые ноги, убегала. И неприметная была. Я обычно с собой ничего не носила, прятала где-нибудь в точках. Меня могли остановить за то, что я нетрезвая. В вытрезвителе лежала. Но ничего страшного не было. И тут, в Польше, тоже не было проблем с полицией.
Поскольку у Яны большой опыт жизни на улице в разных городах, мне интересно узнать, какой город наиболее комфортен для этого
Гданьск. Когда осень и холодно – одеться нужно тепло. Тут везде накидано шмоток на мусорках. На каждой мусорнице можно по матрасу забрать себе. Тут и люди как-то добрее. Подходишь к человеку, говоришь, что бездомная, и у тебя нет денег на еду, просишь купить что-нибудь из продуктов. Помню, подошла так к женщине, и она вернулась с двумя пакетами еды. Там были бананы, клубника, сырое мясо, которое можно на костре приготовить, булочки, хлеб, сосиски – то есть всё, что нужно. Я плакала перед ней – настолько я была благодарна за это. Тут часто люди отзываются помочь. Есть ещё такая организация Food Not Bombs, где кормят бездомных. Она работает и в Минске, и в Питере, и тут, в Гданьске. В субботу или воскресенье приходишь на точку, и там тебе дают кашу, чай, печенье, хлеб. В Минске за то, что я помогала такой организации, мне дополнительную порцию давали.
Из трех городов, в которых Яне пришлось жить на улице, самым комфортным для нее она считает Гданьск. Но если сравнивать Минск и Петербург, то Петербург выигрывает
В Питере проще в подъезде поспать. Если спишь в подъезде в Минске, на тебя вызывают милицию, и у тебя будет миллиард проблем. У нас милиция очень злая. В Питере – им больше похуй, потому что портовый город, таких, как ты, там дофигища. Что ради тебя одной кататься? Они не приедут. И люди уже привыкли к тому, что у них в подъезде бомж спит. Они просто тебя переступают и идут по своим делам. В плане употребления в Питере дешевле было и можно было «нашкурить»*. Ходишь, ищешь, копаешься в земле или под подоконниками.
* Нашкурыць – на сленге обозначает забрать чужую закладку. Некоторые специально ищут закладки по всему городу – под камнями, под подоконниками и в других подходящих местах. И они находят.
«Когда от передозировки умерла моя подруга, которая пригласила к себе в Питер, я захотела к ней»
Мне так больно было, так плохо. И я тогда смешала героин с мефедроном, перебощила очень сильно. Была передозировка, я оказалась в больнице, и потом вернулась обратно в Беларусь, где отходила от этого всего. Месяц ломало жёстко. Не спишь, не ешь ничего, тебя тошнит, у тебя холодный пот, и его так много, что у тебя вся одежда прилипает к телу. По руке провести тоже больно. Как будто бы кожа слазит с тебя. И всё тело крутит. И ещё морально плохо. Цвета раздражают сильно, будто бы глаза слепят.
Я слезла, и у меня начались жёсткие проблемы со здоровьем. Плюс ещё эпилептические приступы сверху и это моё конверсионное расстройство личности. Полностью у меня не получалось восстановиться, пока я не прошла реабилитацию в Москве. Там мне помогли с приступами, назначили подходящую терапию, помогли поднять мышечную массу, объяснили, что большинство этих симптомов идёт от конверсионного расстройства. Надо обязательно пить лекарства и идти к психологу. С того времени я 2,5 года хожу к психологу. Мне очень повезло найти мою психологиню.
В то время я начала вести блог, рассказывала, как живется людям с инвалидностью. Так как я сама новенькая в этом, то много от чего была в шоке. Я подумала, что фигово, что люди не задумываются о том, как быть неходячей, поэтому лучше с ними об этом поговорить. Я делала это в Инстаграме, а в ТикТоке – приколы, в основном, были. Телеграм начала вести уже тут, в Польше, когда забила на Инсту и ТикТок. Решила, что мне нравится писать. Решила рассказывать уже про другое – про наркозависимость. Начинала вести блог, когда еще употребляла, поэтому рассказывала, что в употреблении происходит. Больше мотивации вести блог появилось, когда я начала серьезно с этого вылазить. Когда я жила на улице, у меня было ноль желания вылазить, потому что куда я пойду? Я в чужой стране, совсем одна. Поехать домой к родителям не могу.
Яна приехала в Польшу в октябре 2022 года. А на улице она оказалась в марте 2023 года. Как это произошло?
С квартиры поперли. Я снимала «кавалерку». Соседи там у меня были очень конченые, в жестком употреблении. Мужик, беларус, кстати, 10 лет уже активно употребляет, занимается нелегальщиной всякой, чтобы деньги зарабатывать на наркотики. Он жил с девушкой-украинкой. Она такая приятная, милая, год с ним была и год употребляла. Очень грустно было, что она с таким человеком связалась. Он её и бил, и телефон у неё забирал, мол «ты шлюха, будешь общаться с кем попало», хотя сам на сторону ходил, даже ко мне приставал. Ему было пофиг на эту девушку, а я с ней подружилась. Помню, он мне звонит, говорит: «Давай попробуем отношения». Я включаю на громкую и говорю: «Федя, тебя слышит Алина». После этого он уже больше ничего такого не пытался сделать. Кроме одного случая, когда я уже начала употреблять, и с ними это делала. Он предложил поехать на машине по делам. Я люблю на машине кататься. Он заехал к какому-то озеру, чертил мне здоровенные «дороги» этого мефедрона. Если бы я это снюхала, то от передоза бы сдохла прямо в этой тачке. У него был план, чтобы я отрубилась. Такое бывает: «овердознулся» и падаешь без сознания или просто спишь, или либидо поднимается, и ты на всё согласен. Но это не про меня: мне неинтересен секс под наркотиками. Меня отрубает от мира, я не хочу, чтобы ко мне вообще прикасались. Поэтому я просто сдувала половину. После того, как я уже достаточно употребила, он начал ко мне приставать. Единственное, на что я пошла, это сняла майку, осталась в лифчике. Он говорит: «Сядь на меня сверху и разговаривай». Я что-то затупила, сажусь сверху, разговариваю. Он смотрит на меня, начинает меня поглаживать и трогать. Я в туалет хочу. Надела майку, пошла в туалет. Потом говорю: «Всё, Федя, поехали».
Его крыша от наркотиков поехала. Если мешаешь мефедрон или любые быстрые наркотики с марихуаной, тебя начинает «галюнить» или паранойя начинается. Вот и у него это постоянно было. Например, он был уверен, что Алина на его телефон какую-то программу установила, чтобы за ним следить.
Вот такие соседи у меня были. Они сильно употребляли, приводили людей, оргии могли устраивать, кричать, ссориться друг с другом, драться. Соседи жаловались хозяйке. Помню, там такой подвальчик был. И они туда поселили какого-то чела. Он жил в подвале, употреблял, курил марихуану. Всем воняло. И утром приехала хозяйка, но она открыла мою дверь своим ключом и сказала: «Вали отсюда». Она приехала не одна, их трое было, и они мне говорят, что надо подписать какую-то бумажку, чтобы у меня не было проблем. Оказалось, я подписала, что согласна на выселение за три дня.
Я собрала вещи. Из Беларуси я уезжала с Пашей – моим парнем, вернее, мужем, мы расписались. Когда это все случилось, я ему написала. Он приехал и помог деньгами. Я сняла жильё и сошлась с ним. Так как он употреблял, мы очень сильно поссорились, и он сказал: «Больше не приходи, так как я за это жилье заплатил». И я свалила.
Первое время жила одна на улице. Когда я жила с Федей и Алиной, я просто марихуану курила и думала, что к синтетическим больше не вернусь. На тот момент я была без них 4-5 месяцев. Только на травке и «аптеке»*.
* «На аптеке» — на веществах, которые можно купить в аптеке. Например, это некоторые настойки на спиртовой основе. Или транквилизаторы, которые в больших дозах вызывают интересный эффект.
Тут есть шоп с наркотиками, и у него есть чат, где люди общаются. И я как-то листаю этот чат, смотрю, чел пишет: «У меня есть меф, приходите, бесплатно, мне нужна компания». Я ему пишу: «йоу, привет, куда ехать». Он мне скидывает адрес, я забиваю хуй и ложусь спать. Думаю, не надо мне это. Но потом я все-таки к нему поехала и так вернулась в это все обратно. Какое-то время я с ним не общалась. А как узнала, что он тоже на улице оказался, мы с ним сконтачились и начали вдвоем жить на улице. Потом уже завели отношения. Мне страшно одной жить на улице, потому что я девочка, со мной можно сделать все, что угодно. Помню, в подъезде проснулась, а меня бомж облизывает. Это кошмар. Жить с кем-то безопаснее: нас двое, кто-то спит, кто-то охраняет. А я не люблю не спать. Мне этого хватило в Питере, когда пять дней употребляешь без сна и еды практически. Там и галлюцинации идут, и для здоровья это плохо, и для головы это плохо.
Жили тут на улице, спали то в кустах, то шалаши тут строят в лесах. В заброшке жили – это вообще самое комфортное было, такой деревенский вайб, прям на ведро в туалет. Там матрасы были. И не холодно. Тогда уже старались «синтетику» не употреблять. Курили шишку, гашиш, пили алкоголь.
Потом он поехал на работу с жильем, а у меня есть беларусская пенсия, я её вообще не трогала, и там сумма набежала хорошая. Так я смогла заплатить за жильё. Осталась там жить, пока парень зарабатывает деньги.
«Я тоже начала подработки искать»
У меня большие проблемы, чтобы на постоянную работу устроиться. Мне тяжело физически, то есть я перестрессую, и всё, у меня начинается мышечная слабость. Я просто не могу физически. Как бы я себя не заставляла. Я через 6 часов просто уже умираю. И мне тяжело ладить с коллективом: что в школе у меня были проблемы с этим, что в колледже. Мне проще ходить по подработкам. Чатик есть такой, где люди ищут, кто на замену за них может выйти. Даже посуду пойти мыть 12 часов для меня как-то попроще. Я одна эту посуду мою. И это не 5 дней в неделю: один-два дня схожу и получу денежку.
Самое моё любимое — это сидеть на замерах кухонь. Это где люди приходят сделать замеры, что кухню себе выбрать. Ты просто сидишь 12 часов и делаешь, что тебе хочется. С одной стороны, сложно столько высидеть, спина начинает болеть, у меня две грыжи в позвоночнике. Тяжело 12 часов заниматься тем, чем хочешь, нужно себе дела придумать. Я училась вязать, когда у меня было много смен: по три дня подряд нужно было по 12 часов сидеть. Еще собирала мозаику, слушала видео на Ютубе. Ни с кем общаться не нужно, там нет коллектива. Люди подходят, ты им просто визитку даёшь, или начальнице звонишь, даёшь трубку, и они уже сами все решают. Ещё люблю убирать квартиры после ремонта. Хоть и делаю это медленно, но мне говорят, что я делаю это качественно. У меня уже даже клиентская база есть. Но я всё же хочу попасть на постоянную работу.
Я сейчас жду подтверждения инвалидности в Польше. Должно прийти письмо, где меня позовут на комиссию. Я перевела все свои диагнозы на польский, их достаточное количество. Планирую получить инвалидность. Тут есть рабочие места специально для людей с инвалидностью, где ты работаешь положенное количество часов по твоему состоянию здоровья, которое оценит комиссия. Плюс тебе платят зарплату в брутто, без вычета налогов. Если теряешь работу и какое-то время не работаешь, тебе платят пособие.
Кроме того, Яна ведет Telegram-канал, где периодически размещает рекламу. На этом также можно немного заработать.
Вернёмся к теме зависимости. Я спрашиваю Яну, как она начала ходить на собрания «Анонимных Наркоманов».
Помню, в фильмах видела собрания наркоманов. Что реально такое в жизни существует? Реально, есть собрание в Минске. Попросила друга со мной пойти. Тогда я пила алкоголь, употребляла, и приходила туда, чтобы, не знаю, чудо какое-нибудь случилось, просто приходила. Мне стыдно, что я туда приходила в нетрезвом состоянии, тем самым триггерила выздоравливающих ребят, но я не высказывалась и особо ни с кем не общалась. Кроме одной девочки – она начала со мной общаться. Видимо, у нее было желание срыва, и через меня она хотела это получить. Мне рассказали, что ее родители забрали с Питера, где она серьезно торчала. Она там и в психушке лежала, и сейчас выздоравливает: у нее 4-5 месяцев чистоты было. И она ко мне как-то подходит и говорит: «Я же вижу, что ты накуренная, дай мне что-нибудь». Я спрашиваю: «Ты уверена, что хочешь? Ты обнулишь свои чистые дни». Она: «Я никому не скажу». Я ей дала без задней мысли. На следующей день она сказала об этом группе. Я больше туда не приходила. Мне было очень стыдно.
Я пыталась слезть. Я очень пыталась слезть. Я и шишку пыталась не курить. Меня максимум хватало на месяц. Если я без шишки, то начинаю пить. Если я без алкоголя и шишки, начинаю таблетки есть. Всё равно находила, как изменить сознание, и не понимала, что мне делать, пока мне в ТикТоке не попалась в ленте девушка, которая тоже боролась с зависимостью и прикольные видосики снимала на эту тему. Попался её эфир, где она говорила, что ходит в группу «Анонимных наркоманов», но живёт в Турции. Я у нее спросила, как она в другой стране нашла группу, и оказалось, есть онлайн-собрания. Она мне скинула много онлайн-групп, сказала приходить и если будут какие-то вопросы – обращаться. Я сидела на этих группах, слушала, что люди говорят, и как-то услышала слово «спонсор». На беларусских группах я никогда не слышала это слово, пишу в чатик, спрашиваю, кто это. Мне объясняют, что это опытный выздоравливающий, у которого уже большой срок чистоты, и он набирает подспонсорных для того, чтобы помогать им выздоравливать и напоминать себе, какой он был в употреблении, какого дна достигал, и тем самым перепроходить программу заново.
Мне скинули группу, где я могу найти спонсора. Я всем в отчаянии писала – надо именно девушкам писать, девушка с девушкой, мужчина с мужчиной – пока не наткнулась на девушку, которая скинула мне контакт одной девчонки. Так я вышла на свою спонсорку. Наверное, это та самая высшая сила, которая направила меня к нужному человеку. Но я тогда ещё не прекратила употреблять, продолжала курить шишку, есть аптеку. Моя спонсорка мне говорила: «Обнуляй, и будем начинать писать шаг». Я думала, мне надо успеть поторчать на всем, чем я хочу. Она меня ждала с употребления. Я к ней вернулась. Мы с ней раз в неделю созваниваемся.
Я всегда думала, что это какая-то фигня, связанная с религией, потому что в Беларуси мы на группе молились. Оказывается, я просто не придавала значения тому, что в начале группы говорили, что слово «бог» каждый из нас понимает по-своему.
Я каждый день ходила на эти онлайн-группы, не вылезала с них. Потом я узнала, что есть польские «Анонимные наркоманы» и попросила подружку, которая тоже зависимая, сходить со мной. Приехали, и мне там так понравилось, что я стараюсь хотя бы раз в две недели туда приехать с ребятами лично увидеться. Там я тренирую свой польский. Полезно. Плюс онлайн-среды выздоравливающих недостаточно. В Варшаве есть русскоязычные анонимные наркоманы, что очень круто. Жаль, что такого нет в Гданьске. Я езжу в соседний город, потому что все группы в моём городе отвратительные. Там мало людей приходит, и все по кругу по четыре раза за полтора часа высказываются. Вообще неинтересно.
Благодаря этим группам, благодаря спонсорке, я чистая до сих пор. Через 3 дня у меня будет 5 месяцев полной чистоты. Я очень боюсь это потерять, так как много всего пережила на чистую голову. Мой парень два раза срывался на мефедрон. Мы живем вместе.
Первый раз я наторчалась с ним на всем, чем можно. Планировала возвращаться в программу, и он снова срывается. Мне так обидно было. Я помню, держу в руках, что он привёз, и думаю, сейчас с ним продолжу, пусть мне этот меф и не интересен. Потом передумала и отдаю ему обратно. Не могу уснуть ночью, потому что он сидит карточками чертит. У меня всё ломает, воротит, крутит. Мне блевать хочется от того, что я хочу и не хочу. У меня будто две личности в голове борются. Я собираюсь и иду кататься на автобусах-трамваях. Взяла с собой шишку. Я тогда уже четыре дня не курила. Покаталась на автобусе. Помню, достаю эту шишку с кармана, смотрю на нее и думаю: «у меня уже четыре дня, ну зачем? Нет смысла. Переживи это». Чтобы не быть одной, я пошла к подружке. Мы с ней пообщались. Я поехала домой. Там, конечно же, человек на паранойи, на всём, чем только можно. Трудно было пережить. Но второй раз его срыв был самый ужасный, потому что он просто исчез. Мне так больно было, просто по полу меня размазало, лежала, плакала, меня крутило от этой боли, но я всё время была на связи со спонсоркой. Она меня успокаивала. Я и с подругами была на связи. Важно не изолироваться в такие моменты и брать помощь, где только возможно.
Потом с его стороны начинаются манипуляции жалостью. Я говорю: «Приедь, покажись мне». Приезжает просто чудовище. Я впервые в жизни трезвыми глазами посмотрела, что это такое со стороны. У него сопли текли. Они с наркотиком, и всё обжигают. Мне так мерзко, тошнить хочется. И я говорю: «протрезвеешь – возвращайся». И он в ответ: «Я пойду в последний раз употреблю, умру, я тебя недостоин». Я в слезах звоню спонсорке, она мне каждое его слово объясняет, что это манипуляция. Она мне важную вещь сказала, что человек не хотел сделать плохо мне, хотел сделать хорошо себе. Это эгоизм. Мне легче стало от этого. Потом я зашла на группу, она уже заканчивалась, но я впервые в жизни, когда молятся в конце, эту молитву сквозь сердце пропустила. Не знаю, как это чувство описать. Я в таком отчаянии была, но не хотела срываться. Я себя останавливала как только могла. Только не туда-обратно. После этого я понимаю, что могу пережить всё.
Мои родители узнали, что я употребляю, и это я тоже на чистую голову переживала. Мы с ними сейчас очень хорошо общаемся. После психотерапии мне легче гораздо. Я поняла, как с ними общаться нужно. Начала говорить своим родным, что я их люблю, скучаю по ним. Через полгода я даже от папы это услышала. Я ему каждый месяц говорила: «я тебя люблю», а он мне ничего не говорил. И вот спустя полгода он мне впервые в жизни сказал: «я тебя тоже люблю». Я чуть не сдохла от счастья.
Яна и сейчас в отношениях с тем парнем, у которого тоже есть зависимость..
Он не прекратил употреблять: пиво может выпить, какое-то время тайно пытался курить шишку, частенько таскает мои таблетки. Я же пью «лирику», которая действует на опиоидные рецепторы.
“Прега” — то есть препарат Прегабалин (торговое название — Лирика) — противоэпилептический препарат. Как рассказала Яна, препарат воздействует на опиоидные рецепторы. Благодаря этому при приеме этих таблеток здоровым человеком (особенно в больших дозах) достигается состояние измененного сознания.
Я говорю ему: «заканчивай торчать, видишь, у меня получается». Я впервые за всё время так долго чистая. Я в шоке от того, что программа действительно работает, как шаги изменили моё видение самой зависимости и меня. Это бесплатная психотерапия. Со спонсором пишешь шаги, анализируешь свою зависимую личность, своё отношение к миру.
Зависимый болен не только тем, что он хочет употреблять наркотики, там еще и эгоцентризм, жалость к себе, внутреннюю пустоту хочется чем-то заполнить. Часто люди, когда перестают употреблять, то начинают эту внутреннюю дыру заполнять тем, что можно и что приносит краткосрочный кайф: покупки, еда, газировки, многие оказываются с кредитами на Вайлдберис, начинают лудоманить или в сексе искать утешение. У меня привычка осталась по мусоркам лазить. Тут в Польше можно офигенные вещи найти. Я здесь, кстати, нашла байку Tut.by. Отдала ее ребятам из «Зеркала», они выставили её на аукцион и вырученные деньги отдали политзаключённым. Взамен они мне прислали крутой рюкзак, шоппер, майку и кофту. Так задарили за какую-то байку. То, что я им ее отдала, и не захотела себе деньги брать. Люди такие добрые. Мне хочется отдавать в ответ. Я пока не знаю, как. И как раз-таки в программе очень важно отдавать в ответ. Для меня это еще один стимул выздоравливать. То, что я смогу помочь потом другим людям выздоравливать. Плюс рассказываю об этом в блоге, что это работает. Делюсь тем, что в шагах могу написать. Многие мне пишут, что тоже идут в программу, задумываются о том, что я пишу. Я говорила, что по мусоркам лазила. Мне это заполняло внутреннюю пустоту, пока я не написала это в шаге. Когда я осознала, зачем это делаю – всё, как отрезало. Я не хочу больше лазить по мусоркам.
Что Яна хотела бы сказать нашим подписантам и подписанткам
Не употребляйте наркотики. Лучше не пробуйте, потому что кажется, что ты особенный, тебя это не коснётся, ты попробуешь только раз. Такие люди есть, которые действительно попробуют только раз, но их единицы. Вот как у меня было: я попробовала, и постоянно находились новые оговорки. Мы шутим со спонсоркой, что у анонимных наркоманов есть только сегодня: только сегодня я сохраняю трезвость, чистоту ума. А у активных употребляющих – только не сегодня.
Те, кто ещё не пробовал, лучше не пробовать, даже не баловаться лёгкими наркотиками, травкой, потому что однажды это станет нормой.
Лучше даже алкоголь не употреблять, потому что кто знает, как далеко это зайдёт. И веселиться лучше без вреда здоровью, потому что алкоголь вредит. Многие, кто курит шишку, говорят: «это лучше, чем набухиваться». И они так других и подкупают: «это ж фигня, зависимости от марихуаны нет». И многие остаются в этом всём. Ничего не лучше. Не надо сравнивать одно говно с другим говном – какое лучше пахнет.
И могу ещё обратиться к людям, которые в употреблении. Не надо откладывать отказ от наркотиков на потом. Если уже есть мысли об этом, просто берёте и заканчивайте. Будет трудно, сложно, больно, но вы не одни. Есть большое общество «Анонимных наркоманов». Вы можете найти и онлайн-помощь, и спонсора, и на группах сидеть. Я из них практически не вылазила, и мне это первое время очень помогло. И спонсорка тоже очень помогла. Сейчас я с ней практически уже не списываюсь. Раз в неделю мы созваниваемся, и всё.
Вас примут таким, какой вы есть, даже если вы ещё в активном употреблении, не можете остановиться, не знаете как, просто приходите туда.
Вот такой получилась история Яны.
В чём лично я убедилась, работая над этим подкастом? В том, что каждый человек уникален, каждый опыт уникален. Даже если нам кажется, что жизнь другого человека похожа на нашу, помимо общего будет еще много-много отличий.
Смотрите, в жизни Яны есть якобы похожие эпизоды из истории других людей, которые делились своими историями в предыдущих выпусках. Некоторые из них подвергались сексуализированному насилию. Некоторые имеют психиатрические диагнозы. Некоторые имеют опыт употребления психоактивных веществ. Некоторых ведут свои блоги. Некоторые работали уборщиками. Некоторые живут в Польше. Все из Беларуси. Все находятся в вынужденной эмиграции. Все разные. Все другие.
Спасибо, что были с нами.
