Часто нам сложно понять людей, которые смотрят на мир иначе. Что уж говорить о животных? Нам просто не дано разобраться, что происходит в голове у домашнего питомца или вороны, которая уселась на ветку в парке. Но, поскольку мы смотрим на животных из своего тела, знания и опыта, возникает искушение наделять их человеческими мыслями и эмоциями. С одной стороны, это помогает почувствовать себя в одной лодке с другими обитателями планеты и, например, отказаться от сумки из чьей-то кожи. С другой стороны, это ведет к тому, что люди используют образы животных, как посчитают нужным, игнорируя тот факт, что опыт животного они никогда не смогут понять вполне. К тому же удобные параллели нередко приводят к размыванию представлений о разнообразии того, что могут почувствовать разные существа.
Спесишизм: когда человек не мера всех вещей
Философ Питер Сингер в своих трудах по биоэтике развивал термин «спесишизм» (англ. speciesism — видовая дискриминация, видоцентризм), который сегодня всё активнее используется защитни_цами прав животных и в наших краях.
Спесишизм — это ущемление интересов или прав одного биологического вида другим, основанное на убеждении в собственном превосходстве. Спесишизм — это дискриминация людьми животных и растений.
В своей работе «Освобождение животных» (Animal Liberation: A New Ethics for Our Treatment of Animals, 1975) Питер Сингер видит борьбу за права животных естественным продолжением движений за гражданские права расизированных людей и за права женщин. Однако многие, кто последовательно выступают против расизма и сексизма, критикуют Сингера и других антиспесишисто_к, поскольку угнетаемые люди сами возглавляли движения за свои права, а животные, очевидно, пребывают в другой системе координат. Предполагается, что нельзя дискриминировать тех, кто не заявляет о том, что их дискриминируют.
Антиспесишист_ки в свою очередь заявляют, что несмотря на то, что животные обладают отличным от человека разумом и не могут «по-человечески» рассказать о своих проблемах, они способны о себе заботиться, то есть в какой-то мере познают себя — и уже по этой причине нельзя смотреть на животное глазами более «высокого» существа и использовать их, как вздумается. Для антиспесишисто_к страдания животных, которых выращивают для пищи или лабораторных опытов, не стоят на ступень ниже человеческих страданий, хотя и «очевидно, что между людьми и другими животными есть важные различия, и эти различия должны привести к некоторым различиям в правах» (Peter Singer «A Utilitarian Defense of Animal Liberation»).
«Женщина-мясо», «женщина-зверь»
Отношения между людьми и животными — это часто отношения власти. Но и между разными группами людей отношения могут строиться по похожим сценариям. Когда мы читаем очередную новость о том, что «более двадцати беларусов освободили из рабства в Подмосковье», мы можем предположить, что положение этих работяг оказалось ничем не лучше (или даже хуже) положения рабочего скота на ферме.
Еще чаще сравнение возникает в медиа и социальных сетях, когда речь идет о положении женщины в патриархальном обществе. Ведь тела женщин продают и покупают, с ними жестоко обращаются, их эксплуатируют. Однако писательница-феминистка Кэрри Луи Гамильтон в книге «Veganism, Sex and Politics: Tales of Danger and Pleasure» (2019) предостерегает от обобщений, за которыми могут стираться нюансы: «Понимание того, как иерархии, структуры власти и системы эксплуатации действуют против различных тел и групп, — это важный шаг к тому, чтобы бросить им вызов. Но, хотя эти системы взаимосвязаны, распространение этики ненасилия на всех существ не зависит от демонстрации того, что люди и другие животные эксплуатируются или подвергаются насилию одинаково. Напротив, она требует, чтобы мы уделяли столько же внимания различиям, сколько и сходству. Она также требует, чтобы мы не противопоставляли различные формы насилия друг другу, например, подразумевая, что одна из них более актуальна, чем другая. И наконец, она требует, чтобы мы осознавали, что сравнения могут затушевывать в той же степени, что и прояснять».
Рассмотрим пример. Расхожее противопоставление в фемсреде 1980-х, которое продуктивно и в наши дни, — «женщина как мясо» и «мужчина как потребитель мяса». Мужское доминирование и мясная диета связаны, например, в работе Кэрол Дж. Адамс «Сексуальная политика мяса» (The Sexual Politics of Meat: A Feminist-Vegetarian Critical Theory, 1990). Адамс полагает, что угнетение животных и угнетение женщин связаны между собой и укрепляют друг друга. И действительно, трудно не согласиться, что вкушение стейка с кровью и разного рода агрессия в отношении животных была (и во многом остается) частью стереотипного портрета «настоящего мужчины». При этом Адамс оставляет за скобками опыт мужчин-вегетарианцев, небинарных людей, женщин, которые с удовольствием съедят стейк, и других.
Современницы Адамс — радикальные феминистки Андреа Дворкин и Кэтрин Маккинон — мыслят в том же направлении, выступая с критикой порнографии и секс-работы. Женщина в их трудах мыслится как абсолютно пассивный объект — всё тот же стейк на тарелке мужчины. Однако активистка, перформерка и секс-работница Мирха-Солейл Росс с ними в корне не согласна. Она настаивает, что порно-актриса и корова находятся в принципиально разном положении. В одном из интервью на радио Росс оговорит о плакате с изображением женского тела, проходящего через мясорубку, и напоминает, что через мясорубку животные проходят не символически, а буквально:
«То, что испытывают животные на фабричных фермах, во время транспортировки и в процессе забоя, совершенно несравнимо с тем, что испытываем мы, женщины, соглашающиеся на то, чтобы нам платили — и неплохо, спасибо — за оказание сексуальных услуг».
Росс заявляет, что женщины из секс-индустрии не думают о себе, как о кусках мяса, а если кто-то так думает, то этому человеку стоило бы побывать в сарае, где сотни тысяч кур в тесноте ждут своей участи, и ощутить страх и агонию, охватывающие скотобойни в режиме 24/7. «Я всегда считала, что такое сравнение оскорбительно и преуменьшает то, через что на самом деле проходят животные», — подчеркивает Росс.
Что не так в сравнении скотобойни с геноцидом
В 2005 году зоозащитная организация PETA (People for the Ethical Treatment of Animals) организовала выставку «Animal Liberation Project» («Проект освобождения животных»). В книге «Sistah Vegan» (2009) активистка-антирасистка Эми Бриз Харпер описывает дискуссии, которые разгорелись вокруг этой экспозиции. На выставке демонстрировались снимки, напоминающие о жестокости по отношению к коренным жител_ьницам Америки, афроамерикан_кам, евре_йкам. Рядом с ними располагались визуально зарифмованные фотографии жестокости по отношению к животным. При этом фотографии с людьми были черно-белыми, а фото с животными — цветными, что, по мнению некоторых критик_инь, намекало, будто какие-то формы угнетения остались в прошлом и абсолютно проработаны, а ведь это не так. Впрочем, эта претензия к проекту не единственная. И не только этот проект выглядит проблемным.
Защитни_цы животных нередко сравнивают жестокое обращение с животными с историей расового насилия или геноцида. Однако подобные сравнения вызывают вопросы, поскольку могут принижать исторический опыт людей, а также укреплять расистские стереотипы. Ведь угнетающие группы нередко называют угнетаемые группы какими-то животными или наделяют их «звериными» чертами.
Чтобы избежать ловушки, когда, защищая одних, активист_ки задевают чувства других, чёрный* (здесь используется как политический термин, англ. Black — прим. ред.) писатель-веган Кристофер-Себастьян Макджеттерс предлагает сравнивать не людей, побывавших в рабстве, с животными, а сами системы угнетения, в механизмах работы которых вообще-то хватает общего. Так, Макджеттерс говорит, что мировоззрение, позволявшее столетиями оправдывать рабство, в какой-то степени сопоставимо с мировоззрением, позволяющим сегодня оправдывать самые ужасные вещи, которые люди проделывают с животными. Получается, если мы сравниваем мировоззрение, приемы пропаганды или инструменты, используемые системами угнетения, — это совсем не то, как если бы мы расположили рядом фото подвешенной туши быка и фото линчеванного куклуксклановцами человека.
В книге «The Dreaded Comparison: Human and Animal Slavery» (1988) чёрная* писательница-веганка Марджори Шпигель подсвечивает сходства в инструментах контроля и практиках угнетения. Американские фермеры применяли намордники и цепи как для животных, так и для людей. Тех и других принуждали к совокуплению и рождению детей. Шпигель пишет, насколько важно искать общие аспекты в системах угнетения и противостоять им: «Отрицать наше сходство с животными — значит отрицать и подрывать нашу собственную силу». Однако Шпигель не уравнивает системы угнетения, а лишь указывает на их пересечения.
Аналогичным образом поступает историк Чарльз Паттерсон. В книге «Eternal Treblinka: Our Treatment of Animals and the Holocaust» (2002) он связывает жестокое обращение человека с животными с идеологией превосходства белых христиан_ок, которые долгие века очерняли евре_ек, изображая их «зверями» и «паразитами». Широко известно, сколь эффективно национал-социалистическая пропаганда в Германии использовала эти антисемитские метафоры и куда они привели. Паттерсон пишет о практиках принудительного размножения, стерилизации, промышленного убийства людей. В плане инструментов геноцид может быть очень похож на то, как люди поступают с животными. При этом важно понимать, что система убийства имеет под собой другую почву и происходит в ином контексте.
Политологиня Клэр Джин Ким считает, что вышеописанный проект PETA «оправдан морально», поскольку через шок привлекает внимание к этической проблеме эксплуатации животных, но он «не оправдан политически», потому что из-за сравнений людям из разных групп становится сложнее объединиться и совместно обрушить свой гнев на взаимосвязанные структуры господства. Получается так, что в конкурентном сравнении никакому из элементов не достается того внимания, которого он достоин. А людям трудно солидаризоваться, когда то, от чего больно им, противопоставлено боли других. Когда активист_ки в 1995 году использовали плакаты с надписью «Auschwitz», чтобы выступить против жестокой транспортировки телят, они затриггерили людей, для которых «Аушвиц» («Освенцим») — это не слово из учебника, а их ужасный опыт.
В свою защиту представител_ьницы PETA утверждали, что они сравнивали опыт животных и расизированных людей, чтобы донести мысль о том, что люди — это тоже животные, и что у нас есть моральные обязательства перед всеми живыми существами на планете, а не только перед нашим видом. Это, безусловно, благородный порыв, однако его можно интерпретировать в таком ключе, будто мы можем поддержать животных только тогда, когда представим, что их страдания не меньше, чем человеческие. И снова в центре вселенной оказывается человек — то, против чего выступают антиспесишист_ки. В худшем варианте этот человек — эксплуатирующий, в лучшем — спасающий. Но он всё равно всех «главнее».
Многие защитни_цы прав животных считают, что пора научиться показывать животных более активными и значимыми. В этом плане проблемными могут быть не только сравнения со страданиями людей, но и сами по себе постоянно воспроизводимые картинки истерзанных животных.
С одной стороны, людей действительно впечатляют образы жестокости, и многие веган_ки расскажут, что отказались от мяса и молока после документального фильма «Земляне» («Earthlings», 2005) с закадровым голосом Хоакина Феникса. Ужасные кадры из доков и новостей могут мотивировать людей заявить, что они против увиденного, и даже выйти ради этого на улицы. Убийство китов в Японии или дельфинов на Фарерских островах вызывает резонанс во многом потому, что люди наблюдают трупы животных и море цвета крови в прайм-тайм по телевизору. Однако художник Стив Бейкер настаивал, что хорошо бы подумать над новыми «картинками».
В книге «Picturing the Beast» (1993) Бейкер сравнивает зоозащитные плакаты 1989 года, где куча мертвых собак художественно запараллелена с человеческими телами, сгроможденными в концентрационном лагере, и постер, на котором изображен завязанный, наполненный чем-то (подразумевается, что телом собаки) мусорный мешок. По мнению Бейкера, второй визуал сильнее, поскольку ничего не навязывает зрител_ьнице, а позволяет е_й самостоятельно связать в голове А и Б. Художник ратует за использование более тонких изображений, над которыми человек может поразмышлять и сделать свой вывод — вместо того, чтобы принять навязанную и якобы единственно верную истину. Которая к тому же может оскорбить других.
Свинья ни в чем не виновата, но люди любят метафоры
Люди всегда использовали животных как образы, которые должны что-то рассказывать о людях. Вспомним басни, где животные символизировали человека с определенным набором качеств: лиса — хитрого, муравей — трудолюбивого, заяц — трусливого. Это были как положительные, так и отрицательные персонажи, и определенный зверь обычно оказывался либо среди тех, либо среди других — «совмещения» редки.
Интересно, что названия животных мы используем как слова нежности: «вы котики», «моя рыбонька», «ты зайка» и так далее. Но поступаем и наоборот. Когда нам нужно описать неприятного человека, мы выбираем образ зверя в зависимости от того, что нам сделал человек: предал — змея, сплетничает — крыса, изменил — козел. Также в языке есть устоявшиеся выражения, которые придуманы для оскорбления определенных групп людей. В тюремной среде или под ее влиянием геев называют «петухами». А политические активист_ки в США называют полицейских «свиньями», а богачей — «жирными котами».
С одной стороны, сравнение помогает ёмко донести мысль. С другой — черты, приписываемые животным в таких метафорах, им не присущи. Коты не делают ничего плохого, в их мире даже нет понятий «хорошо» и «плохо». Свиньи ничем не заслужили активистского гнева. Как не заслужили быть главными злодеями «Скотного двора» Джорджа Оруэлла. Они не злые, не властные и не подлые. И даже нечистоплотными они не являются. Грязевые ванны необходимы свинье как раз потому, что люди держат ее не в комфортных условиях, и грязь помогает ей охладиться и защитить себя от паразитов. (Парадокс: люди «толкают» свинью в грязь, а потом заявляют, что она «грязная».) Понятно, что писатели всего лишь используют образы — как и авторы басен. Однако стоит понимать, что, когда на людей надевают маски свиней, это затрагивает самих свиней, ведь тогда их проще считать не заслуживающими ничего, кроме того, чтобы быть съеденными.
«ІншыЯ» публиковали материал про слюры — некорректные слова, которые описывают людей какой-либо уязвимой группы и используются как оскорбления. Слюры бросают в адрес человека, который к этой группе не принадлежит, тем самым усугубляя положение людей в уязвимой группе (ведь быть таким, получается, «плохо»).
Постепенно люди осознают, что обзываться «глухими» или «бомжами» не стоит. Но для того, чтобы перестали обзываться «жабой», «крысой» или «лошадью», должно пройти еще больше времени.
Одна из первых организаций по защите прав секс-работниц в США называлась COYOTE (Call Off Your Old Tired Ethics). Есть разные версии, почему именно COYOTE, то есть «койот», однако артистке Мирхе-Солейл Росс ближе та, в которой койоты — это козлы отпущения, на которых владельцы ранчо вешают всех собак (всего одно предложение — а для создания образности нам понадобились и козлы, и собаки!). То есть койотов винят во всём, примерно так, как в городах списывают проблемы района на секс-работни_ц. В своем перформансе «Yapping Out Loud: Contagious Thoughts of an Unrepentant Whore» Росс исследует насилие в отношении секс-работниц, однако не забывает замолвить слово и за гонимых диких псов: «Койоты — очень сильные животные, красивые животные. Также они могут быть пугающими. Вы не можете ничего не чувствовать, когда оказываетесь рядом с койотом. Так же, как и с секс-работни_цами». Здесь мы наблюдаем сравнение, которое укрепляет «линию защиты» всех, кого сравнивают. Никто не остается обделенным.
Сравнения людей и животных могут помогать в том, чтобы отстаивать право на уважительное отношение ко всем обитателям этой планеты. Однако иногда сравнения становятся триггерными и проблемными. Одно дело — когда мы пытаемся обратить внимание на человеческое лицемерие. Другое — когда при этом забываем о том, чтобы поддержать тех, кого используем в своей борьбе, наделить их активными чертами и поставить с собой на равных.
Авторка: МП
