Ольга Ополько называет себя амбассадоркой Полесья в Новой Зеландии и ведет блог в Instagram на языке деревни Ополь. В этом году она под псевдонимом Голя з Ополя издала книгу на родном «микроязыке». «Мое баба — Діректор морга» — это полуреальная история о полесской бабушке, которая знает всё о том, как правильно хоронить человека, и поэтому к ней обращаются со всей деревни и окрестностей. Мы поговорили с Ольгой об отношении к разным языкам в Беларуси, о важности сохранения местных особенностей и отличительных черт речи, о трудностях перевода полесской интонации, а также о языковых практиках Новой Зеландии, на которые стоит равняться.
«Все благодарили за то, что язык живет»
— Сейчас я нахожусь в фазе принятия своих результатов: того, что я сделала, и того, что это сделала я. Когда я впервые увидела бумажную книгу, у меня были эмоции радости и волнения, я не могла поверить, что это происходит со мной. А когда эмоции поостыли, появилась даже гордость. Я горжусь тем, что мне удалось это сделать. Меня порадовала обратная связь, комментарии. Некоторые люди после прочтения книги отправляли голосовые сообщения, и в этих сообщениях они от волнения плакали. Я, конечно, плакала вместе с ними.
На презентацию книги в Варшаве пришло довольно много людей, которые родились на Полесье: кто из Гомеля, кто из Пинска, кто из Столина. Все они благодарили за то, что язык живет и что книга написана на этом языке. Они были очень счастливы, что смогли вернуться в воспоминаниях к своим бабушкам и к своим местам вообще.
Вопросов о том, почему книга написана таким языком, нет. Наоборот, есть благодарность за то, что она написана именно так. Мне говорят, нужно продолжать в этом направлении, но не знаю, буду ли, потому что это была конкретная история, которая вылилась в книгу; и чтобы продолжать писать по-опольски, мне нужно либо находиться в деревне и слушать другие истории, либо самой что-то выдумывать, а выдумывать я не хочу. Мне хочется создавать что-то максимально приближенное к настоящей жизни.
«Я разговаривала с мамой по-русски, а она мне отвечала по-своему»
— Я сразу поняла, что книга должна быть на полесском языке, потому что если ее перевести, характер полесских людей потеряется. Другим языком я не передам ни их юмор, ни их отношение к жизни и смерти. У меня были сомнения, вставлять ли какие-то «слова автора» по-беларусски, но потом я подумала, что в моей деревне «лирики» нет. Там всё — жизнь. Люди поговорили — и пошли на работу. Никто не сидит и не смотрит, как красиво темнеет небо. Поэтому я решила, что «лирики» не будет, а будет больше диалогов.
Есть персонажи, говорящие по-русски. Дело в том, что обычно, когда вы приезжаете в райцентр и разговариваете с человеком, работающим в городе, он общается с вами по-русски. Хотя все эти люди родились в деревнях. Они могут даже жить в соседних деревнях и ездить на работу в райцентр на автобусе. Но когда ты к ним обращаешься, они говорят с тобой по-русски, потому что сейчас они — из города. Я решила показать это: что те же люди, которые понимают полесский язык на сто процентов и говорили или говорят на нем дома, из-за того, что они теперь живут в городе, должны говорить по-русски — «как все образованные люди».
Когда я поступила в университет и приехала в Минск, то сначала даже не заикалась о том, что знаю какой-то другой язык. Я говорила по-русски и только по-русски. Даже когда звонила маме, я разговаривала с ней по-русски, а она мне отвечала по-своему. Потом, когда я уже окончила университет, то перестала что-то выдумывать и начала разговаривать с мамой нормально. Но да, поначалу было желание влиться в новую компанию друзей, «быть своей». И, конечно, этот стереотип, что если сказала «гэ» — всё, ты необразованная и второсортная. У меня действительно был страх: вдруг подумают, что я какая-то не такая, как все.
Я думаю, это работает на многих уровнях. Из-за того, что русский и беларусский признаны государственными языками и большинство людей пользуются русским в повседневной жизни, создается впечатление, что если ты хорошо училась в школе, то должна уметь грамотно говорить по-русски. Это первый уровень — государственный. Потом идут различные социальные причины.
Когда слышишь на улице: «Ой, из деревни!» — это сильно тебя задевает.
И когда тебя унижают с разных сторон и на разных уровнях, тогда начинаешь думать, что с тобой что-то не так.
Из самой деревни это тоже идет, потому что люди, живущие там, не гордятся языком, на котором говорят. Для них он «ну вот так говорим» и всё. Есть единицы, которые понимают, что в этом их уникальность, отличие от всей Беларуси, отдельная культура, которую надо сохранять и ценить. Но большинство людей не понимают, чем здесь можно похвастаться, раз это даже не написано в книгах и не имеет никаких правил.
Моя мама до сих пор не понимает, зачем я веду свой блог и кто меня там читает. Когда я написала книгу на опольском языке, она спросила: «А что, это кому-то интересно?» Думаю, что люди из деревни сами принижают свою уникальность. Но ведь и до меня только сейчас стало доходить, насколько это круто, когда ты из такого места, откуда вокруг тебя никого нет. А тогда, когда я поступила в университет, я, как и все, сразу сменила местоположение в соцсетях на «Минск».
«Понятно, что деревенским людям не обязательно говорить, как герои Шекспира»
— Перед публикацией книгу прочли несколько человек, которые выросли не на Полесье и всегда были русскоязычными людьми, хотя и знают беларусский. Они говорили, что, поскольку язык специфический, он тебя словно обволакивает, и ты полностью в книгу погружаешься. Когда читаешь по-русски, то всё равно на заднем фоне о чем-то думаешь. А здесь, во-первых, нужно быть очень сосредоточенным на каждом слове, потому что иначе не поймешь смысла, а во-вторых, благодаря уникальности языка ты будто попадаешь в его пространство, и это круто.
Интересная история вышла с переводом на английский. У меня возникла идея сделать книгу двуязычной, чтобы нести опольскую культуру не только от беларусов к беларусам, но и от беларусов — всему миру. Возник вопрос: как перевести книгу, чтобы не потерять эмоции? Понятно, что деревенские люди не должны говорить, как шекспировские персонажи. Вариант с английскими диалектами или пиджином (английским из колонизированных стран) тоже не подходил, потому что эмоция тогда точно вышла бы иностранной. Я уже подумывала отказаться от идеи перевода, но мне посоветовали обратиться к беларусской писательнице Ольге Костюк. Я нашла ее на Facebook — и вижу, что она тоже живет в Новой Зеландии и тоже с Полесья! Она раньше не переводила книг, но писала рассказы и на беларусском, и на трасянке, и на родном полесском диалекте, и на английском. Когда Оля пишет рассказы на английском языке, она пишет их деколониальным письмом. То есть, она может не переводить все слова, а транслитерировать их — как они написаны, так и давать. Чтобы читатель сам потом посмотрел перевод, но читая книгу, он увидел слова такими, какими они существуют в реальности.
Оля согласилась адаптировать мой перевод на английский, и в результате получилось что-то очень крутое. Она использовала два подхода. Во-первых, некоторые слова оставила как есть, не переводя их, а во-вторых, дала их в транслитерации на беларусскую латиницу. Специально для англоязычного читателя добавила, как читаются гачеки в беларусской латинице, с примерами английских слов. Потом одна новозеландка рассказала мне, что когда она читала книгу, то как будто слышала, как я это всё рассказываю.
Ольга поделилась со мной занятной историей. Когда она впервые перевела свой рассказ, то дала его знакомой новозеландской писательнице, чтобы та вычитала ее английский. Утром писательница позвонила ей и сказала: «Ольга, у меня вчера был очень интересный разговор с мужем. Он спросил, чем я занимаюсь, и я ответила, что правлю Ольгин текст. А он сказал: «Тебе не кажется, что ты занимаешься колонизацией Ольгиного текста?». И она лишь дала пару советов, сказала, что текст хороший и не надо переводить его на «высокий» литературный язык, некоторые слова можно оставить как есть. После этого у Ольги родился деколониальный подход в работе с текстами.
«Когда говорю по-английски — особых эмоций нет»
— Я поддерживаю свой опольский язык благодаря телефонным разговорам с мамой. Второй ресурс — мой блог. Если я долго не общаюсь с мамой и мне нужно что-то написать в блог, то я могу забыть некоторые слова и тогда сажусь, вспоминаю, переписываю. Моя мотивация в этом деле — люди. Мне нравится моя аудитория, они очень открыты и не скупы на лайки, комментарии, благодарность. Внутренняя мотивация тоже присутствует, потому что мне нравится этим заниматься.
Когда я говорю по-опольски, я чувствую себя женщиной, которая может сказать что угодно кому угодно; у нее на всё есть свое мнение; она уверена в себе и много шутит. Когда я говорю по-английски — особых эмоций нет. Не трогает.
Мое любимое опольское слово — «тобойто», что примерно означает «я согласна с тобой». Еще мне нравится «абэшчо» — похоже на «абы что», но со своим оттенком. И очень люблю «Ны мішейся до бабай» — так говорят, например, когда какие-то женщины разговаривают, и к ним подходит мужчина и вставляет свои пять копеек: «Ны мішейся до бабай!»
Очень важно сохранять малые языки, особенно сейчас, когда в Беларуси их не поддерживают и всё меньше и меньше на них говорят.
И если кто-то знает один из этих языков и обладает талантом что-то записать, это нужно делать. Важно, чтобы региональные особенности фиксировались письменно, а не только передавались из уст в уста, потому что, к сожалению, бабушки умирают, людей в деревнях становится меньше. Кроме того, меняются языки, и новые поколения уже не говорят так, как говорили их бабушки.
Поскольку эти языки никогда не были записаны, в них нет правил, и понять, как их записать, может быть сложно. Но на самом деле, как бы вы это ни записывали, всегда найдется кто-то, кто похвалит работу, и кто-то, кто скажет, что она сделана плохо. Поэтому главное — продумать свой подход и следовать ему. Моим первым принципом было «записывать так, как слышу». Второй принцип — «стараться, чтобы одни и те же слова или одни и те же корни писались одинаково».
«Если в стране есть какая-то уникальность, ее надо сохранить»
— Сейчас в Новой Зеландии очень почитают местный язык маори. Этот язык уже давно задокументирован. Свободно говорить на нем умеют немногие, но его учат в каждой школе. В общественных местах везде будут говорить сначала на маори, потом на английском, различные знаки подаются сначала на маори, потом на английском. Около 70% книг на полках будут книгами на языке маори. Любое мероприятие — музыкальный фестиваль, арт-фестиваль, открытие выставки, политическая речь — начинается хотя бы с вступительных фраз на языке маори. Этим языком пронизано пространство, и его стараются продвигать еще больше.
Двоюродная сестра моего мужа слушает множество местных групп и познакомила меня с миром местной музыки. Я ходила на концерты музыкантов, которые поют на языке маори — звучит круто.
Мне это нравится, потому что так происходит деколонизация языка и страны. Но по этому поводу существует много споров. Во-первых, некоторые еще не привыкли к этому, а во-вторых, белые новозеландцы часто говорят, что они здесь родились и никого не колонизировали. Интересно послушать и тех, и тех. Но я считаю, что нынешний подход правильный, потому что если в стране есть какая-то уникальность, то ее надо сохранить.
Аўтарка: Мария Пархимчик
