Травля или осуждение харассмента? Разбираемся

Этой осенью беларусское общество стало впервые обсуждать вопросы харассмента и кэнселинга («культуры отмены»). Все началось с отмены выставки художника Сергея Селецкого в вильнюсском культурном пространстве CreateCulture Space. После публикации анонса мероприятия в аккаунте организаторов стали появляться комментарии о неподобающем поведении художника, который также является преподавателем ЕГУ. Позже журналисты опубликовали истории студенток, которые говорят о харассменте со стороны Селецкого. Художник в ответ на это начал писать жалобы на студенток и обвинять их в травле.

Цель этой статьи — не вынести вердикт Селецкому (расследование ЕГУ еще идет), а разобраться в оттенках понятий: когда осуждение харассмента — это не травля; а отказ от сотрудничества — не всегда про кэнселинг. С этим нам помогает Ирина Сидорская, гендерная исследовательница и доктор наук.

Отказ от сотрудничества не всегда кэнселинг

Кэнселинг — это целая кампания, в рамках которой много разных организаций и институтов объединяются и отказывают в сотрудничестве конкретному человеку. 

 Говорить про кэнселинг человека, когда тому отказывают в проведении выставки только одна организация, нельзя. Люди свободны в том, чтобы выбирать, с кем сотрудничать.  Тем более, когда организация понимает риски и то, что для ее целевой аудитории очень важен тот факт, что у человека неоднозначная репутация.

Обычно кэнселинг происходит в ситуации, когда юридическое разбирательство не даёт каких-либо результатов. Например, полиция открыла дело, не нашла достаточное количество доказательств и закрыло его, а некоторые организации убеждены, что все-таки человек виноват и решают не сотрудничать с ним.

 Не нужно путать отказ от сотрудничества и с цензурой.  Цензура имеет отношение непосредственно к работам, а не к поведению человека в отношении людей, которые находились в зависимом от него положении.

Когда личная жизнь — не только дело человека

Наша свобода не безгранична. Она заканчивается там, где мы можем причинить вред кому-то. Если есть информация о том, что от чьих-то действий пострадали люди — и случай не единичный — общественность должна на это реагировать и заставить соответствующие институты начать проверку.

Человек — это не только то, что он_а создает в профессиональной среде, но и его / её репутация. Сейчас многие даже когда выбирают джинсы обращают внимание не только на их качество, но и на то, какие ценности продвигает бренд, какая у него корпоративная социальная ответственность — или наоборот не замечена ли компания или ее управляющие в каких-то сексистских, расистских или других скандалах. В современном мире это имеет значение.

Травля или осуждение харассмента

 Суть травли — не разобраться в ситуации (как в случае с осуждением харассмента), суть травли — насилие.  Человеку не обязательно что-то делать, чтобы его выбрали мишенью для агрессии. Когда общество говорит о случае харассмента, цель этого — создать сдерживающие механизмы и практики, чтобы такого больше не повторилось. 

Публичное осуждение, конечно, неприятно тому, кто совершает харассмент. Но люди должны на это реагировать, потому что эти случаи — проблема общества, проблема структур и социальной среды, проблема власти и уязвимости. Человек, который осуществляет харассмент, видит, что пока нет сдерживающих механизмов, и его/её поведение может остаться безнаказанным. Это развязывает ему/ей руки. Если мы будем молчать и не замечать, ситуация будет становиться только хуже.

Что является проявлениями харассмента

Так как харассмент возникает в среде, где есть иерархия и власть, важно отметить, что харассментом не являются споры по рабочим вопросам.  Харассмент — это именно злоупотреблению наделенной властью, когда она выходит за пределы допустимых полномочий. 

Харассмент — это любые унизительные действия и слова. Он может принимать самые разные формы — как вербальные, так и невербальные. Это могут быть не только склонения к интимной близости (это уже крайняя форма), а, например, неприятные прикосновения, двусмысленные взгляды, подмигивания.

Допустим, в условном офисе у начальника в кабинете висят постеры с полуобнажёнными моделями, и он, разговаривая с сотрудницей, демонстративно переводит взгляд с неё на постер и мимикой выражает, что он как бы сравнивает подчиненную с моделью. Это тоже харассмент. Он ставит жертву в неприятное, некомфортное состояние, но так как жертва подчинена агрессору, она не может прямо всё высказать.

В большинстве случаев жертва ещё и начинает сама искать оправдания: «Может, мне показалось, а вдруг он ничего такого не имел в виду — у нас же чисто рабочие отношения».

И проблема таких историй в том, что очень сложно найти доказательства, в отличие от преступлений насильственного характера.

 Харассмент связан , во-первых,  с властью и подчинением  (когда один человек зависит от другого: например, студент_ка и преподаватель_ница, подчинённ_ая и начальни_ца), а во-вторых,  с сексуализированным насилием.  

В случае с Селецким мы имеем с одной стороны преподавателя, довольно известного художника, а с другой — студенток, которые только учатся рисовать и не имеют громкого имени в арт-мире. Студентки очень сильно зависят от мнения преподавателя. Более того: от него зависит, смогут ли они в принципе продолжить учёбу.

А судьи кто, или кто должен выносить вердикт

Доказать факт харассмента бывает достаточно сложно, так как часто действия человека завуалированы, не несут прямого принуждения к сексу и могут быть преподнесены как «обычный флирт». Это ощущение безнаказанности своих действий, невозможности уличить в намерениях и уязвимость человека, над которым доминируют — «благоприятная» почва для развития харассмента. К тому же правовая защита от харассмента есть не во всех странах.

 Один из действенных способов пресечения харассмента — публичность, которая помогает обнажить проблему и заставить общество об этом говорить, а соответствующие институты — проводить расследования.  Если мы вернемся к истории с ЕГУ и Селецким, то именно широкая огласка этой истории и внимание медиа заставили ЕГУ провести расследование.

Разбираться, был ли факт харассмента, должна организация, которая имеет отношение к произошедшему — например, работодатель или университет. 

Сначала должна провести свое разбирательство этическая комиссия. Если будут обнаружены факты, которые позволяют открыть уже уголовное дело, то должно быть проведено в итоге и судебное разбирательство.

Если говорить о Селецком, то если бы он являлся свободным художником, конечно, сложнее было бы сказать, кто должен начать заниматься вопросом в первую очередь. С другой стороны, если бы он не преподавал, возможно, не было бы всей этой истории.  К сожалению, для университетов харассмент — это довольно частое явление. Потому что там много молодых студент_ок, которые обучаются, и одновременно есть много преподавателей, наделённых властью. Почва для харассмента создается самой средой.  

Университеты должны принимать меры, чтобы не допустить этого: обучать своих сотрудни_ц, а также принять в организации нулевую терпимость к любым проявлениям харассмента.

Сейчас ЕГУ проводит внутреннюю проверку по этому кейсу — необходимо дождаться её результатов. Дальнейшее развитие событий во многом зависит от того, какой вердикт озвучит этическая комиссия университета.

Вообще, этот кейс важен для белорусского общества, потому что мы впервые стали публично обсуждать харассмент и кэнселинг. Мы должны извлечь определённые уроки.

Текст: Юля Михасёва
Фото: Michael Dziedzic, Heike Trautmann